Читаем Обо всем по порядку. Репортаж о репортаже полностью

Конкретность — большая сила, пренебрежение ею наказывается пустотой, когда самые звонкие, возвы­шенные слова лопаются мыльными пузырями. Если автор чересчур отвлечется и, как ему кажется, воз­несется над полем, его перестанут понимать заядлые чтецы футбольной прозы. Она, эта проза, знает такие попытки. Проверено: ежели на какой-то турнир поче­му-либо выезжает журналист, знания которого при­близительны, он ударяется в пейзажи, интерьер, пого­ду, в подслушанные на ходу разговоры. Репортеры- знатоки, встречаясь с такими сочинениями, фыркают и кривятся, их коробит.

Человеческое содержание футбольного конфликта репортеру не то чтобы не по зубам, ему просто-напросто некогда о нем подумать. Да его и не поощряют.

Вспомним мастеров, которых в последние годы сами же репортеры избирали лучшими за год: Р. Шенгелия, Р. Дасаев, Ф. Черенков, Г. Литовченко, А. Де­мьяненко, А. Заваров, О. Протасов. Уж о них-то напи­сано больше, чем о других. А что осталось в памяти? Разве что история выхода в мастера, признательность тренерам, партнерам, кое-какие взгляды на игру, на положение вещей в футболе. Это вроде переписи фут­больного населения, где вопросы одинаковы, вариан­тов нет. Утолена элементарная любознательность, а знакомство не состоялось. Да и наловчились (с на­шей помощью) мастера о себе докладывать, держат в уме наготове рассказы других, ими прежде читанные.

Один тренер, с которым я вольно, не для работы, беседовал дважды на протяжении нескольких лет, оба раза делал одинаковое предварительное заявление: «Только учтите, что материальные вопросы у меня решены...» Ему казалось, что тем самым он препод­носит себя человеком, для которого интересы футбола существуют в идеальном виде. Разговор шел, а у меня из головы не выходило его заявление, мне не верилось, что человек, который решил свои материальные вопро­сы, мог остановиться и ограничиться. Да и с какой стати он напирал на свою независимость от материальной стороны? Хотел заранее отвести возможные обвинения? Но я и не собирался их предъявлять: какое мне дело до его приобретений? И мне казалось, что мы говорим на разных языках, я все равно подозревал, что разгадка этого человека таится именно в этом заявлении, а не в его пространных суждениях о тактике и стратегии.

Репортеры привычно толкуют, что тренер должен быть личностью, это стало общим местом. Что это означает, как расшифровывается? Почему у К. Бес­кова, пришедшего в «Спартак» в 56-летнем возрасте, получалось, а у О. Базилевича и Ю. Морозова, в рас­цвете лет, да защитивших диссертации, нигде не полу­чается? В чем секрет успехов самого титулованного из тренеров — В. Лобановского? Как могло случиться, что футболисты «Зенита» отказали в доверии тренеру П. Садырину, с которым стали чемпионами? Догадок, версий сколько угодно, земля слухами полнится, а яс­ности нет. Точнее сказать, нам недосуг ее поискать.

Летом 1987 года в Лужниках динамовцами Киева и Минска был сыгран финал Кубка. Выдающийся фи­нал! И замелькало: «Матч держал в напряжении до самого конца», «Захватывающая встреча», «Похвалы заслуживают обе команды». Были, как водится, от­мечены и ошибки: то, что минчане преждевременно дрогнули на радостях, ведя в счете, никчемные замены игроков их тренером. Для газетного отчета—достато­чно. А я все ждал, что найдется смельчак и изобразит финал во всей его красе, со всеми поворотами, со всем, что выпало пережить игрокам, тренерам и зрителям. Драма, которую не придумаешь и не повторишь, как писали в старину на театральных афишах — «Только одно представление!». Но матч, хоть и поощренный, остался в кипах хроники, где состарится и будет забыт. И мы лишились возможности узнать, каков футбол в свои звездные часы.

А что мы знаем о киевском «Динамо» в его ис­ключительных сезонах 1975 и 1986 годов? Или о том, как прожил «Спартак» с 1979 по 1987 год, когда девять раз был призером? И разве мы не ощущаем конспек­тивность и недосказанность даже в пространных сви­детельствах о Льве Яшине и Олеге Блохине — людях редкостной судьбы?

Все радости и беды футбола зависимы от людей. Репортерам это известно, но говорят они об этом впопыхах, вскользь, после побед, с помощью прилага­тельных в превосходных степенях, которые давно до­верия не вызывают. Наивно полагать, что футбольная одаренность — свойство исключительно физическое. Одаренность, как лампа, загорается, когда включены человеческие качества. В общей форме — понятно, но зависимость так и существует в общей форме.

Не знаю, каким станет репортаж спустя полвека (да и как будут выглядеть газеты, тоже неизвестно). Но направление, которого ему не миновать, проглядывает и сегодня, в строчках, а больше между строк.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии