Обо всем по порядку. Репортаж о репортаже

Обязанностям репортеров ни конца ни края не вид­но, их поле битвы не очертишь белыми линиями. Да и о сроке службы наперед не условишься. Сколько бы мы ни писали об одном и том же, хоть двадцать, хоть тридцать лет, полагается не уставать от повторений, не отчаиваться, сохранять свежесть чувств, свежесть гнева.

Наши верные слова могут сегодня не принять, по­ставить нам в вину, предпочтут им другие — «умест­ные», «тактичные», «дружественные». Но что верно, то всегда верно, рано или поздно спохватятся, вернутся. И не важно, вспомнят ли, когда и кем было произ­несено. Ради этого репортеры и идут сегодня на риск.

Как-то раз в «Футболе — Хоккее» мы опубликовали статью румынского тренера Стефана Ковача, в ко­торой он провозглашал свои взгляда на последние футбольные моды. Спустя несколько дней мне позво­нил Борис Андреевич Аркадьев:

— Не подумайте, что я с упреком. Однако считаю своим долгом поставить вас в известность, что Ковач, если не ошибаюсь, года четыре назад присутствовал у нас в Москве на семинаре, на котором я имел честь выступать. Многое в его статье я не могу назвать иначе как заимствованием. Не удивлен: мы всегда отличались транжирством идей. А за него рад — не зря к нам наведывался. Насколько могу судить, хороший тренер, команду свою ведет толково...

Вины за мной не было. Мое смущение, когда я не знал, что и ответить, было вызвано скорее удовольст­вием, чем неловкостью. Аркадьев преподнес урок скромного достоинства.

То и дело встречаешь выражение «футбольный ро­мантизм». Должен сознаться, я не понимаю, что этим хотят сказать. Быть может, подразумевают игру кра­сивую, в противовес «реализму» — игре упрощенной, основанной на силе и скорости? Или романтиками считают тех, кто плохо считает очки и места? А однаж­ды было так. Пожаловался я собеседнику, из тренеров, что надоело слушать пересуды про договорные матчи, и в ответ услышал: «Неужели вы не видите, что время романтического футбола ушло?»

Странно выделять в футболе романтическое тече­ние, когда он сам по себе не что иное, как романтичес­кое зрелище. Люди тянутся к нему после трудов пра­ведных, от невзгод, нездоровья, хранят его в вооб­ражении, по пути на стадион рисуют фантастические картины, а уходя со стадиона, преувеличенно препод­носят то, что видели. Мне не однажды удавалось прибегать к футболотерапии, избавляться от нездоро­вья, от гнетущих мыслей переключением на размыш­ления о предстоящем туре чемпионата, о его последст­виях, о том, как могут сложиться матчи. Сначала это делалось ненамеренно, а потом стало приемом. И по­могало.

Я бы рискнул выразиться так: у футбола-зрелища всего-навсего одна задача — быть таким, каким его хотят видеть зрители. Тем не менее природа его воз­действия на огромнейшие аудитории — загадка. Фут­бол остается необъясненным и как бы невменяемым, с ним ни у кого не возникает желания связываться. Те, громко говоря, научные силы, которые к нему привле­чены, заняты узкими, практическими целями — физио­логией, методикой, режимом, медициной, чуть-чуть психологией.

Достаточно ли о футболе отозваться — «игра»? А ведь к выходу на арену он готовился по всем прави­лам искусства. Годами подбирается труппа—сочета­ние одиннадцати игроков, и далеко не всегда поиски завершаются успехом, нескончаемы репетиционные за­нятия, общими усилиями иод началом тренера заду­мывается образ действий.

Что в этом образе, только 4 — 4 — 2? Пусть две команды повторят друг друга в тактике, будут равны технически, с равным запасом натренированных сил — ни за что они в наших глазах не станут одинаковыми. Мы различим у них колебания настроений, волю сво­бодную или волю подавленную, душевную уязвимость или полное самообладание. Мы увидим в той и другой разных людей с одинаковыми номерами на спинах, и эти разные люди внесут в игру что-то свое: один окажется не больше чем аккуратным службистом, дру­гого осенит, и он затеет непредусмотренное, спутает карты. Хорошие команды и сильные игроки обязатель­но выражают себя как человеческое сообщество и как личности.

Все, что в футболе задумано и создано за кулисами, испытывается и реализуется в открытом конфликте с противником. И делается это в форме игры. Игра — форма, с помощью которой, в русле которой фут­болистам надо показать и выразить себя. Аудитория, следя за игрой, оценивает действия людей: как-то они покажут себя в конфликте, в запутанной ситуации.

И что тогда футбол, если игра — форма?

Много лет у меня ушло на изучение игры. Этого требовала работа в спортивных изданиях — «Советс­ком спорте» и «Футболе—Хоккее». Там свои требова­ния, там в чести репортеры и редакторы, умеющие влезть в чисто спортивную суть происходящего. И чем больше знаешь, тем тверже пишешь. Там принято избегать отвлечений, иронически именуемых «лири­кой». «Лирик» долго в репортерах не проходит. Репор­тер до характеров, до судьбы не добирается, в лучшем случае иллюстрирует игру черточками характеров. Он привязан к внешней, технической стороне события, его святая, первейшая обязанность — пересказать, как бы­ло дело, выложить свои соображения и оценки.