Обнимай и властвуй

— Это ты здорово придумала, — проговорил он, бросив на служанку полный злобной мстительности взгляд. — Я еще тебе припомню.

Не проронив ни слова, Ашанти ловким движением налила Валькуру шоколад, а потом, наполнив чашку Фелиситэ, протянула ее хозяйке.

— Завтра шоколада не будет, — заявила она бесстрастным тоном, — сегодня утром они зарезали корову. Вам подать завтрак прямо сейчас, мадемуазель, мсье?

— Мы… ладно, подавай, — согласилась Фелиситэ, к которой с трудом возвращалось самообладание.

— А после, — добавил Валькур со злостью, проследив за тем, как Ашанти выплеснула в свою чашку остатки шоколада, — не появляйся здесь до тех пор, пока мы до конца не разберемся в наших отношениях.

Снова промолчав в ответ, Ашанти наградила Валькура долгим взглядом, с бесстрастным выражением на гладком лице наблюдая, как тот сделал большой глоток из чашки, стараясь поскорей допить шоколад. Потом она протянула Валькуру сухой бисквит. Он взял его и, откусив, снова глотнул шоколада.

Через некоторое время Фелиситэ заметила, что служанка явно чего-то ждет, причем это никак не связано с угрозами Валькура. Она продолжала есть, отливая шоколад маленькими глотками, глядя, как Ашанти спокойно подносит к Губам свою чашку. Покончив с шоколадом, Валькур поставил чашку на поднос, презрительно хлопнув по нему ладонью. Посмотрев на Фелиситэ, он перевел взгляд на служанку.

Внезапно его лицо приобрело странное выражение, кровь отхлынула от него, и оно сделалось изжелта-бледным. На лбу выступили капельки пота. Валькур судорожно сглотнул и вскочил на ноги, ударившись головой о верхнюю койку. Раскачиваясь из стороны в сторону, с окровавленным лбом, он схватился руками за горло.

— Боже милосердный, — задыхаясь, прошептал он, глядя на Ашанти безумными глазами, — ты меня отравила! — Сделав нетвердый шаг вперед, Валькур рухнул в сторону двери.

Однако Валькур не умер. Весь остаток дня он или стоял согнувшись, свесившись за борт, когда его рвало желчью, или лежал, весь бледный и покрытый потом, перемежая стоны с нечленораздельными проклятиями. Ашанти отказалась ему помочь, со спокойным отвращением заявив, что для этого яда не существует противоядия.

Команда, похоже, тоже не проявляла особого беспокойства. Матросы лишь изредка поглядывали в его сторону, нисколько не стараясь скрыть грубого презрения, обменивались непристойными замечаниями, сопровождая их косыми взглядами и подмигивая друг другу. Некоторые заключали пари насчет того, когда они наконец увидят внутренности мсье Мюрата. По общему мнению, он должен был испустить дух не позже, чем пробьет восемь склянок послеполуденной вахты, когда на голубизну вод опустится ночная тьма.

Но те, кто в этом не сомневался, проиграли свои деньги. Перемена наступила после того, как капитан Бономм предложил Валькуру разведенный водой ром. Выпив его, он через несколько минут поднялся на ноги и побрел на нос судна, согнувшись от схваток в животе. Здесь по тралинии находилось корабельное отхожее место, прикрепленное консолями к бушприту, так, чтобы волны смывали нечистоты, когда корабль будет зарываться носом в воду. Там Валькур провел большую часть ночи, держась за якорные цепи и укрываясь за высоким фальшбортом.

На утренней заре небо окрасилось в багровый цвет, а на воду легли тяжелые тени. Ночью ветер усилился и изменил направление, поэтому теперь на корабле подняли все паруса и он пошел гораздо быстрее. Незадолго до полудня марсель, заплатанный и пожелтевший от старости, не выдержал и разорвался с треском, напоминающим раскат грома. Пираты вскарабкались на мачту, чтобы снять его и расправить новый, однако, спустившись вниз, они долго стояли на палубе, внимательно вглядываясь в горизонт. Послышалась пара остроумных замечаний насчет упавшего барометра, при этом из уст в уста передавалось страшное слово «ураган». Фелиситэ увидела, как смуглый португалец с диким взглядом, носивший на голове колпак, осенил себя крестным знамением. Кто-то со злобой вспомнил о чернокожей служанке, заявив, что брать женщину на борт всегда считалось плохой приметой независимо от цвета ее кожи. Поэтому им сейчас надо разложить ее на палубе, а после, когда все будет кончено, скорее выбросить в море. Потом до слуха Фелиситэ донеслось имя Валькура. При упоминании о нем один из бездельников заметил, что если этот дьявол со шпагой не сумел совладать с негритянкой, он наверняка не станет возражать, если ею займутся они. Впрочем, никто из них, кажется, не собирался переходить от слов к делу.

Ашанти, похоже, не следовало попадаться им на глаза. Спустившись вниз, чтобы предупредить служанку, Фелиситэ тоже решила остаться с ней, несмотря на то, что она еще утром вооружилась шпагой Валькура, поскольку тот больше не возвращался к ним, предпочитая оставаться в капитанской каюте, где покачивался в гамаке, недоступный для Ашанти. Надев портупею со шпагой, Фелиситэ почувствовала себя если не лучше, то по крайней мере более подготовленной к разного рода неожиданностям.