Обманы

За шкафами, в другой части комнаты, Сабрина увидела клетки, выставленные вдоль большого окна, в которых бегали белые мыши.

— Ничего не изменилось, — улыбаясь, сказал Гарт. — По-моему, Билл все еще может быть где-то здесь. Возможно, у него по-прежнему имеется запас пинцетов и бинтов на случай ранений. Сабрина наблюдала за мышами.

— Интересно, это окно служит защитой или открывает мир, к которому они не могут даже прикоснуться?

— Дай мне руку, — вдруг сказал Гарт. Удивленная, она протянула ему руку.

— Зачем?

— Проверить, смогу ли я расшевелить твою память.

— Расшевелить мою… — Она как бы встряхнулась внутренне. — Прости меня, я задумалась. — Ее протянутая рука дрожала. — Может быть, мы повторим сцену?

«Я сделаю все, что смогу, ты только намекни мне».

— Нет, нам не нужно снова переживать прошлое. Я помню, как ты посмотрела на меня, когда я сказал, что хочу жениться на тебе и заниматься с тобой любовью.

— Как? — спросила она тихо.

— Как будто преподнес тебе подарок. Твои глаза были красные и будто опухшие из-за слезоточивого газа, но они сияли так ярко, что я вспоминаю, удивляясь, как пара темно-голубых глаз казалась наполненной солнцем. Затем ты нахмурилась, как будто обдумывая — какой подарок преподнести мне взамен.

— И что же я преподнесла?

— Себя. То, что я больше всего желал. И чего только ни произошло с того дня. — Он притянул ее к себе и поцеловал. — Стефания, все, что бы ни тревожило тебя, я обещаю — мы исправим. В жизни двух таких щедрых на подарки людей не должно быть неприятностей.

— О Боже! Ты поверишь в это?

Высокий седобородый мужчина в очках в роговой оправе вошел в лабораторию.

— Им недостаточно их собственной спальни, так они перебрались в лабораторию. Какой пример для молодого поколения? — Он протянул руку Сабрине. — Рольф Таггарт. Мне казалось, Гарт преувеличивал, когда описывал вас в письмах. Теперь я понимаю, что он был справедлив. Добро пожаловать. — Он пожал Гарту руку. — Милости просим домой. Гарт улыбнулся.

— Рольф не допускает и мысли, что у меня может быть другой дом, даже через двенадцать лет.

— Мне до сих пор не хватает тебя, даже через двенадцать лет. Лучший исследователь, с которым я когда-либо работал. Ты приготовился принять шквал вопросов от моих наблюдательнейших студентов?

— Вероятно, нет, но я сделаю все, что в моих силах. Стефания, в пять тридцать — в отеле? Самое позднее — в шесть.

— Я приду. Надеюсь, все пройдет хорошо.

Когда она спускалась в лифте к стоянке такси, Рольф сказал:

— Гарт, она ошеломлена, но эта бледность… Она больна?

— Ее беспокоит поездка в Лондон. А я не понимаю почему. — В многолетней переписке двух приятелей Гарт писал Рольфу о таких вещах, которые он не мог обсуждать с Натом или Мартином, потому что гораздо проще поверять что-то приятелю, с которым ты не встречаешься каждый день. Но он не мог рассказать ни Рольфу, ни кому-нибудь еще, что его жена, возможно, все еще подумывает о том, чтобы оставить его.

— Ее всегда отождествляли с сестрой, сколько я ее знаю, она всегда воображала себя Сабриной или, по крайней мере, подражала ее образу жизни. Теперь, с тех пор как Сабрина умерла, она запуталась: кто же она — Стефания или Сабрина. Как будто она вынуждена жить жизнями обеих или сделать выбор между ними. Но недавно, совершенно неожиданно, мы, наконец, сошлись, мы впервые нашли друг друга так, как каждый из нас мечтал об…

Гарт потер лоб. Они дошли до аудитории, и Гарт виновато посмотрел на своего приятеля.

— Я пришел сюда не для того, чтобы исповедоваться, отец Рольф. Почему ты не остановил меня?

— Потому что ты хотел выговориться, а я хотел выслушать. Теперь еще эта проклятая лекция. Готов ли ты к встрече с молодняком, чье любимое занятие — доказывать профессорам, что молодежь знает больше, чем люди средних лет.

Гарт расправил плечи:

— Давай покажем им, на что мы способны.

Класс был полон; имя Гарта действовало подобно магниту. Он видел перед собой шестьдесят студентов, настороженных и нетерпеливых, и приободрился. Как бы он ни был неуверен в своей жизни со Стефанией, здесь — в этой комнате — он был совершенно уверен и возбужден контактом со студентами. Расхаживая по комнате, Гарт говорил легко, без напряжения, с чувством юмора, но, по существу, не стараясь подавить свою аудиторию. И в то же время он давал им почувствовать себя членами ученого сообщества, вольными задавать вопросы и делать замечания в процессе беседы.

Было уже почти четыре тридцать, когда он вдруг сделал паузу и заметил:

— Теперь я хочу поговорить о вечных антителах.

Аудитория оживилась, эта фраза задела их воображение, а интонация голоса Гарта подсказала, что это что-то значительное. Он видел, как нарастало возбуждение, и это доставляло ему удовольствие.