Обманутые сумасшествием

– Господа, что вы делаете? Драться — нехорошо. — С этими словами, кстати, довольно справедливыми, робот поставил свои руки клином, стараясь втиснуть их между враждующими сторонами.

– А ну, пошел к своим металлическим чертям! — рявкнул Айрант.

– Фабиан! Действительно, уйди! Это наши личные проблемы! — добавил Линд и, делая этой фразой отвлекающий маневр, внезапно врезал своему противнику по уху. Оба уже были в крови.

Робот продолжал разнимать их, повторяя одно и то же, как заведенная игрушка:

– Драться — нехорошо. Драться — нехорошо.

Удары сыпались с частотой автоматной очереди с той и с другой стороны. Но после того, как Айрант, целясь ребром ладони под челюсть соперника, попал ей по титановому панцирю и чуть не сломал себе пальцы, его терпению пришел конец. Наступил момент слепого забвения, когда люди совершают действия, а потом уже обдумывают их. Бортмех выдернул откуда-то стальную жердь и, повинуясь рефлексу тупой ярости, что есть дури ударил по титановой голове. Раскаяние, уже запоздалое и никому не нужное, пришло минуту спустя.

С тяжелым грохотом Фабиан рухнул на пол, его правая рука стала подергиваться, напоминая судороги, взор фотодатчиков медленно потух. Первые несколько секунд он пытался что-то произнести, но фразы были отрывочные и бессвязные. Финал выглядел трагично: робот замер, окаменел, в один момент превратившись в безжизненный титановый труп — такой же бледный и бесчувственный как пассажиры. Его электронно-механическая душа витала теперь неизвестно где. Честное слово, к нему даже проснулась жалость, словно к живому существу.

– Придурок! Ты сломал его! — крикнул Линд. — Что он тебе сделал?!

Айрант открыл было рот, намереваясь что-то произнести, но тут же его закрыл: получилось как у рыбы, глотающей воздух. Все слова куда-то разбежались. Но ум успел оценить практическую строну проблемы, и минуту спустя он угрюмо выдавил из себя:

– Черт… если это насовсем, то я остался без помощника, пускай и бестолкового. Вот подарок судьбы: теперь одному таскать эти консервы по могилам! — бортмех пошевелил омертвелую металлическую массу, надеясь таким образом привести ее в чувства, что было бессознательной глупостью. — Ладно, с тобой я еще разберусь, — обратился он к Линду. — А теперь давай перенесем его в какой-нибудь отсек.

– Послушай, ты… чем я здесь занимался — не твоего ума дело. А что касается смерти Оди, то запомни раз и навсегда: я к ней отношения не имею!

И оба, немного остыв от взаимного негодования, осторожно подняли Фабиана и отнесли его в один из отсеков. Остаток ночи и тот, и другой провели в невеселой компании с тревожными думами. Глаз не сомкнули. Утро подкралось тихо и незаметно, как вор, укравший блаженное забвение ночи.

* * *

Все четверо склонились над застывшим телом своего полупроводникового коллеги. На голове его зияла глубокая вмятина.

– Как это случилось? — спросил Кьюнг.

Айрант уничтожающе глянул на Линда и ответил:

– Скорее всего, неудачно упал откуда-нибудь.

– А у меня такое впечатление, что его чем-то ударили.

– Вполне возможно.

Кьюнг еще раз тщательно осмотрел вмятину, зачем-то смерил ее пальцами, прощупал и обескуражено покачал головой. Он так ни разу и не взглянул ни на врача, ни в сторону бортмеханика, то есть, не допускал и мысли, что они могут быть в числе подозреваемых. И о недавних приключениях (назовем их так: героико-романтическими) капитан ничего не узнал. По какому-то безмолвному согласию Линд и Айрант сразу пришли к выводу, что им выгодно взаимное молчание. Айранту — потому что с него могли бы сдернуть приличную сумму за испорченную машину, а Линду… впрочем, с этим дело туманное. Может, в будущем что-то прояснится.

Капитан выпрямился и помассажировал спину — ныли то ли кости, то ли мышцы, то ли то и другое вместе. Потаскай-ка двенадцать часов подряд окоченелые трупы… Так и не проронив взора ни на одного из присутствующих, он вынес свое заключение:

– Падение исключено. Нет сомнений: это удар каким-то тупым металлическим предметом. Удар сознательный и наверняка преднамеренный. — Последовала пауза. Взгляд капитана впервые встретился с глазами Айранта. Но нет: он смотрел не на него, а вроде сквозь него — в запредельную область всего загадочного и неясного. Искал ответ. — Ну что ж, версия только одна: не ТОТ ли это неизвестный, с кем связана смерть Оди? Он что, хочет покончить с каждым из нас по очереди?

– Очень может быть, — подтвердил бортмех, ранее не подозревая, что миф об убийце когда-то сыграет ему на руку. — Кстати, Фастер, человек Божий, ты еще не забыл, что помимо глашатая истины, числишься у нас гениальным электротехником. Впрочем, если можешь, воскреси его своими молитвами.

– Действительно, Фастер, на сегодня я тебя освобождаю от работ, займешься его ремонтом, — произнес капитан и непонимающе уставился на Линда. — А что у тебя с рукой?

– Ерунда, — тот попытался беспечно улыбнуться, но улыбка лишь искорежила его лицо неестественной гримасой. — Порезался об обшивку робота, пока мы его волокли.