Обманутые сумасшествием

Фастер чувствовал, как от ее мягкого голоса рассудок обволакивается сладким словесным туманом. Он также чувствовал ее тело, в котором давно уже не течет теплая кровь и нет присущего людям дыхания. Затем он нагнулся, зачерпнул пригоршню песка и принялся его разглядывать, пересыпая из ладони в ладонь. Да так внимательно, словно ребенок разглядывает еще не сломанную им игрушку. В каждой песчинке хранилась какая-то тайна. Планета сплошных загадок. И вопросов имелось множество. Но в первую очередь хотелось узнать о главном. Поэтому он, стряхнув песок в бездну под ногами, спросил:

— А правда, что под поверхностью обитают гигантские черви-монстры? — затем последовал испытывающий взгляд. Их глаза встретились.

— У нас тоже существует такая легенда, — она застенчиво отвела взор в сторону, — но их еще никто ни разу не видел. Даже если это и правда, то они не показываются людям на глаза — ни живым, ни мертвым…

Тайна осталась тайной. Они долго глядели на желтеющий в лучах никогда не восходящего солнца океан песка. Он был во всех направлениях ровным, словно укатанным, а его редкие зыбкие волны — застывшими во времени. Лишь очень отдаленно, почти у самого горизонта, что-то искрилось и дышало жизнью, пускай призрачной. Вероятно — утреннее марево. Игра бесноватого света в дремлющих слоях атмосферы. В общем-то, картина впечатляющая и на какие-то мгновения заставляющая забыть обо всем вокруг.

— Интересно, а как умер Оди? Разве не они тому причиной? — вопрос был обращен скорее к самому себе, чем к загадочной собеседнице.

Анна поднялась, отряхнула свое белое платье, еще раз улыбнулась, сияя так и не понятой радостью, игриво посмотрела на него сверху вниз.

— Ты можешь у него и спросить.

— Что? — недоумение, пришедшее за этим вопросом, было самое искреннее, какое только возможно испытать в собственных сновидениях. Его взор опять прилип к ее завораживающему лицу.

— Оглянись назад.

Фастер сделал, как она сказала.

Оди…

Нет сомнений — Оди! Он шел им навстречу, оставляя на песке отпечатки своих босых ног. И та же праздничная одежда, словно смерть здесь считалась явлением более приятным, чем рождение в мир. На мертвом (да и мертвом ли?!) Оди все белое: пиджак, брюки, рубашка, даже галстук. Над его головой, точно магическое действо, сияло некое подобие нимба, ярко контрастируя с угрюмостью серого душного неба. В его глазах светилась нескрываемая радость.

— Фастер! Какое счастье видеть тебя здесь!