Обманутые сумасшествием

Фастер всерьез задумался: почему раньше их никто не замечал? И главное — откуда свет? Великий Брахма! Может, позвать Кьюнга… пускай потрудится объяснить. Он еще раз внимательно оглянулся и наконец понял: с одной стороны горизонта блистали первые лучи рассвета… Рассвет на Флинтронне?! Даже во сне он был в состоянии сообразить, что это из области антинаучной фантастики. Но тем не менее факт вырисовывался перед глазами.

Серое небо над головой ежеминутно порождало клубы какого-то сизого дыма, они то опускались, то воспаряли ввысь, то подвергались самым неестественным метаморфозам. Назвать это явление облаками можно было лишь с большой условностью. Эпсилон Волопаса, местное солнце, казалось, вот-вот должна появиться из-за горизонта и оживить этот мертвый мир своим спасительным сиянием, столь долго отсутствующим… Вдруг сзади раздался громкий смех… И замерло сердце, и содрогнулась рука, сжимающая четки.

Смех был женский.

На сотню световых лет вокруг жизнь абсолютно отсутствовала…

В реальной ситуации всякая психика, даже защищенная душеспасительными молитвами, сломалась бы мигом. Фастер отделался легким изумлением. Но смех тут же повторился: звонкая мелодия веселья, воплощающая собой непонятную и совсем неуместную радость. Он медленно обернулся…

Шагах в двадцати от него стояла молодая женщина в длинной белоснежной одежде, чем-то напоминающей… свадебную фату, и приветливо ему улыбалась.

— Ты кто? — вопрос, конечно, идиотский, но это единственное, что пришло в голову.

— Анна Бройлен, — ее голос, мягкий и звучный, журчащим ручейком обласкал слух и отогнал всякие страхи. — А ты — Фастер Роунд. Мы вас уже всех знаем.

Женщина подарила ему еще одну обаятельную улыбку. Лицо было человеческим — сомнений нет, ни тени фальши. В руках она вертела какой-то розовый цветок, время от времени поднося его к губам. И постоянно смотрела Фастеру прямо в глаза. Тот даже засмущался и как-то стыдливо скомкал свои четки.

— Анна Бройлен… Анна Бройлен…

— Не пытайся вспомнить, ты меня не знаешь. Я умерла на Земле еще восемьдесят лет назад. Родители никак не хотели хоронить меня на Флинтронне, но я явилась им во сне и настояла на своем решении. Здесь замечательное место: тишина, покой… — она прошлась между рядами могил и уселась на одну из них, сорвав оттуда еще пару цветов. — Иди, посиди со мной.