Обманка

– Он предпочитает, чтобы Венеция не знала про его дела, – ответил он. – Вы убедитесь, что я умею молчать – как вы и хотели.

– Когда они у вас будут? – спросил Лука.

Никто, кроме Луки, не успел заметить быстрый, почти неуловимый взгляд, который меняла бросил на отца ведущей игру девушки, помогавшего ей собирать стаканчики и сметать песок, совершенно не замечая меняльного ряда. Однако Лука наблюдал за евреем так же пристально, как за Джасинтой, когда она манипулировала стаканчиками и шариком.

– К завтрашнему дню, – ответил меняла. – Или к послезавтрашнему.

– Отлично, – любезно сказал Лука. – Я снова подойду завтра. Может, к этому времени у меня уже появятся известия о моем корабле.

– Надеюсь. – Меняла встал с табурета и отвесил поклон всем троим. – И прошу вас не говорить о своем корабле с другими, пока мы не завершим наши дела.

Они пересекли площадь и сели в дожидавшуюся их гондолу. Проходя мимо Джасинты, Фрейзе приветствовал ее теплой улыбкой и взмахом руки. Гондольер вывел лодку на середину канала, и Фрейзе негромко приказал ему:

– Высади меня на той стороне. Буду ходить за менялой, как приклеенный, а потом вернусь домой с докладом.

– Постарайся, чтобы тебя не заметили, – предостерег его Лука.

– Карнавал! – отозвался Фрейзе. – Куплю маску и плащ.

– Только ходи за ним, – попросил Лука. – Не пытайся геройствовать. Просто следуй за ним, следи – а потом возвращайся домой. Я не рассчитываю разгадать эту тайну одним махом. Все может быть не так, как кажется.

– Это же Венеция, – уныло проворчал брат Пьетро. – Здесь все не так, как кажется.

* * *

Отправив двух «братьев» домой в гондоле, Фрейзе вернулся на мост Риальто, задержавшись только для того, чтобы купить в одной из лавочек на мосту красивый красный плащ, подходящую к нему разукрашенную маску и невероятных размеров красную шляпу. Он тут же их надел и по крутым ступенькам спустился с моста на площадь Сан-Джакомо. Джасинта с отцом уже закончили свой день и ушли. Осмотревшись. Фрейзе увидел, что меняла как раз собирает бумаги, запирает их в шкатулку и жестом приказывает молодому охраннику уносить шкатулку и стол. Сам он прихватил обе табуретки.

Нацепив громадную красную шляпу, плавно покачивающуюся на голове, и полностью закрыв лицо маской, Фрейзе не сомневался, что останется неузнанным, однако сообразил, что стал довольно-таки заметным даже среди ярких карнавальных костюмов, и проводил взглядом неприметно пробирающегося сквозь толпу менялу: тот уже миновал мост и перешел на берег.

– Да уж, – укорил себя Фрейзе, стягивая шляпу с головы, чтобы заправить острую верхушку за поля и отломить три пышных пера, что сразу сделало его головной убор меньше и скромнее, – кажется, я ошибся, купив шляпу из тщеславия, а не ради скрытности. Но если сложить ее вот так… – Он замолчал, оценивая изменившуюся форму, – это уже лучше, определенно лучше.

Фрейзе пошел за менялой и его подручным на безопасном расстоянии, готовясь шагнуть в какой-нибудь дверной проем, если меняла обернется, однако старик спокойно шагал вперед, следуя за своим помощником и не оглядываясь. Они двигались по темным улочкам, поворачивая на извилистые переходы, выводившие к деревянным мостикам. Часть из них молодому охраннику приходилось опускать для своего хозяина, а потом поднимать снова, чтобы не мешать водному транспорту. У более крупных каналов им приходилось ждать у ступенек, чтобы их за мелкую монетку перевезли на плоскодонке. Фрейзе стоял позади них, прячась в тени, дожидаясь, чтобы они пересекли канал и направились дальше, и только потом свистом подзывал лодку назад, чтобы его тоже переправили. Ему приходилось задерживаться, так что он все время боялся упустить их, однако гулкий звук их шагов, разносившийся по каменной набережной, указывал ему путь, позволяя нагонять их, ориентируясь на звук. Прогулка получилась долгой и немного пугающей – по темным закоулкам города, где все дорожки шли вдоль темной воды под постоянный плеск волн, накатывавшихся на заиленные ступеньки.

Фрейзе был рад наконец дойти до угла: оттуда он как раз успел увидеть, как они постучали в боковую дверь дома, стоящего на самом краю венецианского гетто, где воздух был задымленным и темным, а каналы – мутными от стоков дубилен и цветными от красилен для тканей. Вся грязная работа в Венеции шла именно в этом районе, и городские евреи теснились там по ночам, за стенами гетто и запертыми воротами. Выглянув из-за угла, Фрейзе увидел, как дверь дома открылась – и в пролившемся из нее свете свечи разглядел, как хорошенькая девушка, Джасинта, впустила стучавших в дом.

– Девушка с площади, – пробормотал сам себе Фрейзе. – А вот это немного странно. Больших денег на мелких монетах, которые ставят на шарик под стаканчиком, не заработаешь, и тем не менее… дом-то довольно большой. А меняла пришел сюда первым делом, когда ему понадобилось много золотых ноблей.