Обломки нерушимого

«Спасением» с Митей поделился его школьный друг, выдающийся профессор химии, ныне – забулдыга, потерявший из-за беспробудного пьянства работу, жену и детей, дом. Даже родная мать не пускала его к себе на порог, стыдилась очень. Он не выдержал, выжал из пропитого мозга последние знания, воспользовался старыми связями, чтобы проникнуть в университетскую лабораторию, и намешал отраву. Не пил неделю специально, чтобы прийти к матери свеженьким. Та сжалилась, поверила, что сын одумался, пригласила его домой. Они выпили чайку: у него был с сахаром, у нее – с его ядом. Мать умерла, профессору досталась ее квартира. Тот был настолько одержим идеей приобрести жилье, что до последнего не мог назвать то, что сделал с матерью – «убийством». Для него это был просто «способ» решить свою проблему. Вот и для Мити убийство Болеславы Гордеевны было лишь безобидным способом воплотить свою мечту. Он так очерствел в своем диком стремлении разбогатеть, что мать Павлы представлялась ему не человеком, а лишь небольшим препятствием на пути к безбедной жизни. Митя только раз похолодел от страха, когда до него внезапно дошло, на ЧТО он толкает ребенка. «Что поделать? – затем мысленно сказал он себе. – Чтобы жить по-человечески, нужно на время перестать быть человеком». Павла об этой части его плана ничего не знала.

– Я не заставляю тебя. Но ты все равно поедешь в Англию, так надо. Поживешь там пять лет, десять, двадцать… – Митя аж поежился, говоря это. Столько ждать! За это время и с ним может что-то случиться. Жизнь – вещь непредсказуемая. Сегодня жив, а завтра нет. Как же все-таки хочется успеть пожить в роскоши! – Я не знаю, сколько протянет твоя бабушка. Только вот… ты же сама сказала, что Анхелю с каждым днем становится хуже. Вряд ли он дождется тебя.

– Я не поеду.

– А я не заберу Анхеля. Искра, когда ты получишь наследство, мы так шикарно заживем! Тут же вытащим Анхеля из Ганнибаловки, вылечим пацана!

– Его болезнь неизлечима.

– Все излечимо, когда у человека много-много денег. Мы заплатим лучшим докторам мира, чтобы они поставили его на ноги. Ты хочешь, чтобы Анхель бегал? Хочешь, чтобы он радовался жизни, несмотря на болезнь и свое трагичное прошлое? Одна капля, – Митя протянул ей пузырек, – и все это осуществится. – Много сил потратил Белларский на то, чтобы выглядеть убедительным, заставить Искру поверить в то, что его волнует судьба мальчика, в то, что он действительно поможет ему, если она согласится.

Искра взяла яд.

* * *

Элеттра приехала в Уортшир. Болеслава Гордеевна попросила девушку отвести ее в церковь.

– Мне всегда так хорошо после службы, – сказала графиня уже на обратном пути. – Я обычно потом долго беседую с отцом Дармоди. Он очень мудрый, светлый человек. Я доверяю ему все свои тайны.

– У вас много тайн, миссис Монтемайор? – вежливо осведомилась Элеттра.

– Прилично, – хохотнула Болеслава Гордеевна. – И тайн, и грехов… Даже удивительно, как такая короткая человеческая жизнь способна уместить в себе столько всего, за что потом еще целую вечность придется расплачиваться.

– Вы для меня все равно святая.

Графиня остановилась. Слепые глаза тревожно забегали.

– Голубушка, ты все реже и реже приезжаешь ко мне, – с печальным укором произнесла она.

– Я привыкла проводить выходные в школе. Выбираюсь из Мэфа, только чтобы вас повидать.

– А как же твои дядя и тетя? Не расстраиваешь ли ты их своим долгим отсутствием?

– Напротив. Я только радую их этим. – После того недоразумения с дневником отца Эл больше не наведывалась в Бэллфойер. Назойливо мнилось ей, что Аделайн что-то затевает против нее. Она ведь убеждена, что племянница больна, ее никак не переубедить. Помочь обещала, вот только Эл становилось так жутко, когда она вспоминала тот огнемечущий взгляд, с которым тетя сообщила о своем намерении помочь ей. Как бы эта «помощь» не стала еще одним дополнением к ее долголетним мукам. – Любовь и теплота, которыми они окружили меня, оказались всего-навсего бутафорией. Нет у меня больше дома… и семьи, о которой я так мечтала, тоже нет.

– Как же я хочу помочь тебе! – всплакнула Болеслава Гордеевна.

– Вы уже помогаете. Слушаете меня, беспокоитесь, как будто я вам родная. Вы для меня больше, чем семья… Почему вы так добры ко мне?

– Если признаюсь, ты обидишься, – оробела миссис Монтемайор.

– Заинтриговали…

– …Ты – несчастный человек, Элеттра. А я всегда добра к несчастным. У меня так заведено.

Эл приняла оскорбленный вид. Совсем забыв о том, что вдова не видит, отвернулась, боясь, что та заметит ее слезы.

– Даже не знаю, что лучше: быть несчастной и любимой вами или счастливой, но ненавистной вам…

Болеслава Гордеевна поняла, что ее опасения сбылись, Элеттру задели ее слова. Она прямо чувствовала, как молоденькое избитое сердечко ее спутницы застучало набатом из-за обиды.

– Ну вот, я же говорила, твоя бабушка с Элеттрой. – Гарриет и Искра увидели графиню и Эл в тот момент, когда миссис Монтемайор обнимала свою юную подругу, ласково говорила ей что-то, а та плакала, с немой благодарностью приникнув головой к ее плечу. – Милая парочка. Не ревнуешь?