Обломки нерушимого

– Извини, Бертольф… Иди с богом, – сиповато сказала Никки. Бертольф не сдвинулся с места, все таращился неодобрительно на нарушителей порядка.

– Вали к черту, мужик! – не выдержал Элай. Бертольф наконец поплелся за псом, осуждающе покачивая головой. Элай снова заговорил: – Мне почему-то кажется, что я всегда жил с ощущением любви к одной, пока незнакомой мне девушке… Ну точно как с предрасположенностью к той или иной деятельности, к рисованию, например. Мне трудно это выразить. На глубинном, подсознательном уровне я знал, какой она будет, девушка эта. Сам того не ведая, я стал искать ее. Много вариантов перебрал, бросал, сбегал, злился – все не то. Я уже во всей этой любви успел разочароваться. Опять же где-то в подсознании. И вот я пришел на бал «Греджерс», увидел тебя… Первая моя мысль была: «Вот же она! И как я ее раньше не заметил?» (Тогда эта мысль удивила меня, – с чего вдруг она мне в голову взбрела? – а вот теперь, как разобрался во всем окончательно, сообразил, что все это к тебе изначально заложено было.) А потом подошел твой Арджи… И все куда-то пропало. Но ненадолго. – Элай говорил неспокойным голосом, часто переводя дух. Слезы подступили к его глазам, весь его вид выражал мучительное отчаяние. – Когда я узнал тебя получше, уже после того как… то снова провалился в этот омут. Мне из него не выбраться, Никки. Любовь к тебе, давно возникшая, теперь колоссально велика, она все во мне захватила, я сам себе больше не принадлежу. – Он никогда не был так серьезен с ней, Никки это впечатлило. Она жадно ловила каждое его слово. – Я не оправдываюсь, не прикрываюсь своими чувствами, как тебе может показаться. Просто сейчас я использую шанс сказать то, на что так долго решался. Возможно, мои слова ранят тебя, но я уверен, Никки, девочка моя, что так, как я, тебя больше никто не полюбит. Ни одна живая душа.

«Значит, только так меня можно любить? – обратилась сама к себе Никки. – Любить и одновременно использовать, любить и делать больно, осквернять… Вот на такую низкую, грязную любовь я могу рассчитывать?»

– Ха-ха-ха!!! – снова этот демонический смех. Она смеялась над собой, над жизнью паскудной своей, над любовью этой убогой. И все так же смеясь, Никки развернулась и пошла в противоположную от Элая сторону, к тайному ходу (она боялась встретить кого-то по пути к воротам. Не хотелось ей, чтоб ее увидели такую слабую, зареванную). Элай хотел было остановить ее, но тут же передумал. Он решил дать ей время прийти в себя, осмыслить все. В любом случае они еще встретятся и спокойно обсудят произошедшее. Может, еще не все потеряно, как знать?..

* * *

– Какой странный год… Мы встретили его весело, вчетвером. У нас столько надежд и планов было! Не могли и представить мы себе, что все вот так… будет. Теперь нет больше нас. Нет тебя, Джел. Ты была нашим «клеем». Ты ушла, и мы распались на части. – Никки с тоской посмотрела на памятник подруги. Над кладбищем клубился густой туман. Полная луна светила ярко. Другому человеку было бы жутко находиться в столь поздний час в таком мрачном месте, но только не Никки. Здесь ей было хорошо. Она свернулась калачиком у могилки, водила пальчиками по мокрой траве, будто щекотала кого-то. – Знаешь… до того как тебя не стало, я очень боялась смерти. А сейчас нет во мне страха перед ней. Смерть стала возможностью снова увидеть тебя. Эта мысль утешает. – Никки приподнялась, коснулась рукой памятника таким движением, как если бы касалась чьего-то лица. Небывалое ощущение зашевелилось внутри, ноги и руки ее ни с того ни с сего стали вялыми и тяжелыми… Пригрезилось Никки, что кто-то есть перед ней. Нет, не кто-то… совсем запуталась она. Это что-то… что-то такое неосязаемое, далекое, всесильное. И это «что-то» непременно связано с Джел. – А, может, ты и не ушла вовсе? Ты все еще здесь, просто мы тебя не замечаем? Как всегда… Ты все видишь, все теперь знаешь о нас. Смеешься над нами, ругаешь. Боже мой, представляю, как тебе стыдно за меня!..

Нет, не стыдно. Скорее жаль. Жаль, что жизнь твоя стала ТАКОЙ, что лишь мысли о смерти могут утешить тебя. Даже выговориться тебе некому. Только у моей могилы ты чувствуешь себя в безопасности. Холодный памятник стал твоим единственным верным слушателем. Как же жаль тебя, Никки.