Обладатель-сороковник

Опротивевший за последние дни голос дядюшки Жоры казался парню сродни неприятному скрипу несмазанного тележного колеса. Пробудившаяся злость прогнала из головы остатки ночного хмеля и помогла ощутить прочие утренние потребности организма. Но как только Фёдор уселся на кровати, его взгляд вычленил из окружающей обстановки пятна крови. Тотчас он вспомнил всё, и сознание вместо исчезнувшей моментально злости затопил ужас. Парень сообразил, что он творил ночью, чем всё закончилось, и на некоторое время окаменел. Перед глазами стали прокручиваться кадры страшного кино, словно всё происшедшее виделось со стороны и происходило не с ним.

Вот он, успев до того набраться изрядно алкоголя и держа в руках литровую бутылку рома, вбегает в свою спальню и с вожделением присматривается к распростёртому на ложе телу своей пассии. Она привязана за руки и ноги, на голове плотная повязка, закрывающая глаза и не дающая ничего рассмотреть, а желанные, манящие губы кривятся в еле сдерживаемых рыданиях. И затмившая последние капли рассудка фантазия, как эти сладкие губы целуются с наглым и подлым соперником.

Потом на сознание Фёдора словно туман навалился. Мольбы своей жертвы не трогать её, пожалеть он игнорировал. Зато с немым остервенением рвал на девушке одежду, потом с буйным восторгом её насиловал, удовлетворял свою похоть, изощрялся в низменных удовольствиях. В конце этого действа, несколько успокоившись и сбросив пар, уже был готов простить все надуманные обиды в её сторону, даже измену с соперником. Но несчастная заговорила:

– Это ты, Федька, я тебя узнала…

Обещал себе молчать, но тут оказался ошарашен и не смог удержаться, понадеявшись на самое приятное:

– Узнала?.. Значит, ты меня всё-таки любишь?

– Нет, не люблю… – не смогла соврать недоступная прежде недотрога. – А ненавижу! И узнала я тебя потому, что только от тебя исходит мерзкая вонь, которую ни с чем не спутаешь! Урод! Тварь! Ублюдок!..

Она осыпала его проклятиями и ругательствами, но этим только ещё больше пробудила звериную сущность морального подонка. Фёдор Аркадьевич Гонтарь не любил слушать о себе неприятную правду, поэтому взбесился окончательно. И дальше события пошли по замкнутому кругу: пил, бил, насиловал… Опять бил, опять насиловал, опять пил… Закончилось тем, что отвязал верёвки, сбросил бесчувственное тело на пол и уснул.

А теперь вот проснулся… И всё вспомнил…

И его затрясло, как только он подумал, что надо глянуть по другую сторону кровати. Потому что именно там должна лежать она. На это решиться он так и не смог…

Подхватив брюки и пытаясь в них вскочить прямо на ходу, поспешил прочь из этой подвальной спальни. И сразу в коридоре чуть не сбил с ног идущего навстречу господина Этьена. Каким-то чудом тот сумел отскочить в сторону, выкрикивая со злостью:

– Куда прёшь?! Я ведь предупреждал, что нам с тобой нельзя даже касаться друг друга!

– Так я это… там… вернее, туда… – никак не мог прийти в себя Гонтарь.

– Что у тебя стряслось? Чего испугался?

– Ну как с чего… там она… лежит… за кроватью…

– А ты смотрел? – язвительно поинтересовался бывший Бонза. Затем презрительно сплюнул и сам живо посеменил в спальню. Осмотрев всё вокруг, со злостью воскликнул: – Кто лежит?! Где лежит?!

Фёдор с недоверием приблизился, глянул с другой стороны, потом резко лёг на пол, заглядывая под кровать, и, моментально успокоившись, заговорил уже спокойным голосом:

– Так я эту сучку вон туда сбросил ночью, точно помню. И куда, спрашивается, она делась?

Новоиспеченный Георгий Роберт Этьен шумно набрал в лёгкие как можно больше воздуха и рявкнул громче, чем некоторые командующие армий:

– Ты – дебил! Несмышлёный недоносок! Козёл безмозглый! Что думали твои пропитые мозги, когда ненавидящую тебя сучку ты развязал и столкнул с кровати?! Неужели нельзя было хоть такую мелочь сообразить, предположить, что она встанет и тебе, ишаку тупому, горло перегрызёт?! Или ты не понимаешь, на что способны люди после перенесённых побоев и унижений?! – сделал паузу для набора воздуха и продолжил: – А могла поступить ещё хуже для нас: попросту сбежать из дома и уже через час привести сюда все силы полиции Москвы и Подмосковья. И проснулся бы ты в общей камере от того, что тебя зэки использовали как последнюю потаскушку во все дыры! И вместо того, чтобы стать великим, независимым и ни в чём не нуждающимся обладателем, ты бы стал самым опущенным и низменным на зоне пе-ту-хом!

Последнее слово он особо выделил, произнося его по слогам. И даже сам несколько заопасался, не переборщил ли он с внушением. Его племянник стоял красный как рак после кипятка, с выпученными глазами и судорожно пытался полноценно вдохнуть. Настолько его проняла прозвучавшая ругань и настолько ему живо представилось, что могло случиться при самых неблагоприятных раскладах.

Только через минуту он смог с трудом промямлить:

– Так она… где?

– Хе! Хорошо, что охрана продолжала прислушиваться, что здесь творится. И когда всё стихло, зашли проверить. Могла ведь и в самом деле тебя задушить… короче, глянули, да и унесли её труп отсюда.