Открывая мне дверь, Мартин держал в руке бокал с виски. Он залпом проглотил его, едва удостоив меня взглядом.
– Я должна была прийти. Мне очень жаль, – промямлила я, стараясь прочесть выражение его лица.
И тут же спохватилась: мне не за что извиняться.
– Я должен был позвонить сам, – сказал он, опуская стакан на стол. – Просто все это оказалось крайне утомительным. Полиция задержалась куда дольше, чем я рассчитывал.
В комнате было темно, и единственный скудный свет исходил от торшера в углу.
Мартин без устали расхаживал взад и вперед, словно большая кошка, и его ноги в одних носках бесшумно скользили по паркету.
– Она до сих пор не объявилась, – сказал он, вытирая рот тыльной стороной ладони.
– Чего от тебя хотела полиция?
– Подробностей о нашем вечере в понедельник. В котором часу я ушел домой. Когда пришел сюда. И может ли кто-либо подтвердить мое алиби на это время.
– Ты же знаешь, что каждый год пропадают без вести сто пятьдесят тысяч человек. Это – полпроцента от всего населения, – сказала я, пытаясь приободрить его.
– Пользовалась «Гуглом»? – отозвался он, и в голосе его прозвучало раздражение, которое мне совсем не понравилось.
– Я всего лишь хочу помочь, – произнесла я, напомнив себе, в каком напряжении он пребывает.
Мартин без сил опустился на софу и обхватил голову руками.
– Прости меня, – сказал он, поднимая голову и протягивая мне руку.
Я села рядом с ним на софу. Наши бедра соприкоснулись, но мне хотелось быть еще ближе к нему.
– Наш брак может распасться, иногда мне вообще кажется, что я разлюбил Донну, но это…
– Что ты им сказал? – негромко поинтересовалась я.
– Что ушел в час ночи. Через переднюю дверь. Не думаю, что она заперла ее за мной, потому что оставалась наверху.
Я вдруг обнаружила, что мне трудно сосредоточиться. Сейчас было не самое подходящее время, чтобы спрашивать его о том, почему он продолжал трахаться с Донной, если разлюбил ее. Кроме того, в его рассказе обнаружились явные нестыковки. Раньше он мне сказал, что ушел от Донны в полночь, а не в час ночи.
– Они даже спрашивали, откуда у меня взялся этот чертов порез на пальце.
Тот самый, который я заметила в устричном сарае.
– И что ты им сказал?
– Что упал с велосипеда.
– А это действительно так? – не унималась я.
– Да, – с раздражением отозвался он.
– Ну, так почему они обеспокоены ее исчезновением, если у нее есть привычка улетать за границу, гостить у подруг…
– Потому что никто не знает, где она. У нее есть аккаунт в «Инстаграме», которым она активно пользуется, размещая фотографии с вечеринок, снимки своих картин, но она не обновляла его с прошлого понедельника.
– Это еще ни о чем не говорит, – сочувственно заметила я.
– Завтра они собираются вновь обыскать ее дом. Теперь уже с привлечением специалистов. И собак, натасканных на поиск трупов.
– Это все сообщила тебе полиция?
Мы посмотрели друг на друга, прекрасно понимая, что они обнаружат. Его волосы в раковине, его семя на простынях. Я первой отвела глаза, пытаясь не думать о прочих, куда более мелких и интимных подробностях.
– Что там с обращением?
– Мы снимем его завтра днем, чтобы выпустить в эфир вечером. Полиция полагает, что я должен выступить. Во всяком случае, я совершенно определенно буду присутствовать там. Вместе с ее семьей.
– Прежде чем предпринимать какие-либо шаги, ты должен поговорить с адвокатом. Тебе надо вести себя с крайней осторожностью.
– Что сказал твой коллега? – спустя некоторое время спросил он.
– Том?
Мартин взглянул на меня.
– Ты пробыла у него достаточно долго.
Я расслышала нотки ревности в его голосе, и мне это понравилось.
– Он порекомендовал двух адвокатов. Перед тем как вновь общаться с полицией, ты должен поговорить с Мэттью Кларксоном. А Роберт Келли не допустит того, чтобы ненужные подробности попали в прессу, – пояснила я, протягивая ему листок, на котором Том записал их номера телефонов.
– Какие подробности?
– Домыслы. В наше время пресса осторожно обращается с фактами, но иногда сквозь сети прорываются разного рода инсинуации.
Я услышала, как у него перехватило дыхание.
– Это безумие, – сказал он, качая головой. – Я всего лишь пришел к ней домой. В наш дом.
Я кивнула, испытывая стыд и разочарование.
А потом вспомнила вечер понедельника, когда последовала за Донной сначала в ресторан, а потом, вместе с Мартином, к ней домой. Я с легкостью вообразила, как сижу в пабе через дорогу. Но воспоминания о том, что случилось после первой пары стаканчиков, по-прежнему отсутствовали, как и тогда, когда я очнулась на софе Пита. В тот момент я пребывала в смятении от того, что нечто столь постыдное могло случиться со мной, что я вырубилась и очнулась с ободранными бедрами и окровавленными ногами, но сейчас я злилась на себя за то, что не помню ничего полезного для Мартина.
Не будь я настолько пьяна, я могла бы знать точно, в котором часу он ушел от Донны. Я могла бы заметить, что входная дверь осталась опасно распахнутой настежь; я могла бы даже перейти улицу и закрыть ее.
– Что, по их мнению, могло случиться с ней?
– Не знаю, – едва слышным шепотом ответил Мартин.