Обитель

Артём вернулся на своё место, сам про себя сказав: «…сел, несолоно хлебавши…» — и тут же усмехнулся: выражение это, на фоне нескончаемого моря вокруг, впервые в жизни прозвучало издевательски — хлебай не хочу своё солоно.

Где-то вдалеке, за спиной у Гали ударила молния — неслышная, но видная сквозь тёмную, неопрятную, клочковатую синеву.

Успев усмехнуться тому, что погода подлаживается к Галиному настроению, Артём в тот же миг осознал, что смешного ничего нет: гроза их всё равно догонит.

В некоторой растерянности он снова огляделся: куда спрятаться, если?..

Хоть бы островок какой-нибудь, хоть бы кочка. Хорошо рыбе — она дождя не боится. Гром гремит — ушла в глубину, и лежи там.

Зачем они уплыли с острова? Можно было переждать дождь на суше… А если займётся проливень на целую неделю? На две недели?

Самой малой величины твердь бы.

Словно почувствовав суету Артёма, Галя оглянулась.

— Гроза? — спросил её Артём по возможности спокойно: он же мужчина, в конце концов. — Ещё острова есть по пути?

Настигающая жуть, кажется, сделала Галю сговорчивей и добрей.

— Да… — сказала она. — Есть острова. Я же рассчитывала дорогу. Но, если не ошибёмся, остров будет на пути только к самому вечеру. А дождь может начаться уже сейчас.

Подтверждая её слова, точно из засады объявился порывистый ветер, идти катеру сразу же стало ещё трудней. Артём с тоской и неизъяснимой просьбой смотрел на мотор: он тащил их второй день, не жалуясь и не теряя сил, — но кто мог знать, что мотор собирался делать под дождём.

У Артёма тяжело заныло внутри, он снова подумал, что на земле куда проще: даже если тебя собираются стрелять, можно вырвать винтовку, взмолиться, упасть в ноги, выпросить жизнь, убежать в лес, вырвать кадык конвоиру… быть, наконец, убитым, но не смертельно, выползти потом из могилы — он слышал, что такое бывало; или просто притвориться мёртвым — хотя ты ещё жив, только кровоточишь через дырку в груди… а тут? Кому ты тут упадёшь в ноги? Ты перед морем притворишься мёртвым? Ему покажешь дырку в груди?

Из этой могилы ты не выберешься никогда.

Внезапный ледяной дождь ударил наотмашь, слева и справа, долбя по спинам, громкий настолько, что заглушал мотор.

Катер завалило на бок, мотор захрапел на низкой ноте, словно ему надавили на самую грудь.

«В себя! Приди в себя! — неистово приказал себе Артём. — Мотор — чёрт с ним! Галя же сказала, что будет остров! Значит он будет! Сдохнет мотор — пойдём на парусе. Разберёмся как-нибудь. Монахи ходили под парусами полтысячи лет, а ты что? Ты что — родился без рук?»

Дождь был такой густой и плотный, что даже Галю трудно стало различить.

Её лицо казалось Артёму ошарашенным и побледневшим.

— Галя! — крикнул он. — Милая! Мы вырвемся!

Артём вытащил из конуры на носу катера дерюгу и бросил ей:

— Накрой мотор! Надо накрыть мотор!

Разыскал черпак и, помогая ногами, начал вычерпывать быстро набиравшуюся воду — так быстро, что, непрестанно отирая глаза, Артём то и дело вглядывался в днище и борта катера — нет ли течи.

Над самыми головами с жестяным, ужасающим грохотом ударила молния: Артём на секунду ослеп; вернулось зрение, и он тут же вспомнил, что когда был удар, Галя взвизгнула, как голая.

— Галя! Милая! — ещё раз крикнул он.

— Если мотор?.. — выкрикнула она.

— Парус! — ответил он. — Кончится дождь и поставим парус!

Вода вокруг клокотала — даже не от дождя или ветра, а от какого-то таящегося внутри бешенства.

Ветер метался: Артёму казалось, что он видит его, этот ветер, как он проносится то слева, то справа, очумелый.

Волны были такой величины, что вроде бы иной раз перехлёстывали через борт. Или только казалось от страха и водяной суматохи вокруг?

В одно мгновенье Артём поймал себя на том, что попытался ударить черпаком по воде в лодке, по лбу ей, по щекам, словно живой.

…Эти одолевающие их волны были сущей нелепицей: в таком-то море, которое могло поднимать волну вдвое, втрое, всемеро больше.

Артём не помнил, как совершенно промок: налило и за пазуху, и ватные штаны набрякли.

Он уже не замечал молний и грохота не слышал.

Черпал и выплёскивал, как приговорённый. В этом занятии было что-то безумное: брать воду, лить в воду, брать воду, лить в воду…

Очнулся только на Галин крик:

— Заглох! Мотор заглох!

Он выпрямился и сквозь поливающий, сделавший лицо деревянным и тупым, дождь посмотрел на неё.

Галя, конечно же, не плакала, просто лицо было сырым, искажённым, и губы точно свело.

— Чёрт с ним, Галя! — крикнул он. — Ничего!

«Кто на море не был — тот Богу не молился», — вспомнил Артём где-то когда-то слышанную фразу.

Она не имела к нему никакого отношения.

Артём разыскал ещё один черпак — и уже вместе они вычерпывали воду, иногда сталкиваясь руками и не очень глядя по сторонам. Вокруг была погибель, одинаковая и холодная.

Дождь закончился разом, в секунду.

Гроза пошла дальше.

Ветер сделал ещё круг и ушёл, подсекая острым хвостом волны.

…Облегчение было коротким.