– На вас плохо влияет Россия,- укоризненно покачал он головой.
– Не хотите присоединиться?
Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего, махнул рукой и ушел.
Вернулся он минут через десять, еще более злой и расстроенный.
– Вы здесь уже почти родной,- сказал он с сарказмом.- Может, объясните мне, что это такое?! – и показал мне снизу какой-то ржавый стержень.
– Это гвоздь,- любезно просветил я его.
– Вижу, что не вилы… Почему какой-то местный дурак меня ими постоянно одаривает? Сперва через вас, теперь сам вручил. Это что у него за ритуал?
Закончив работу, я воткнул инструменты в сугроб и, помахав рукой благодарно залопотавшим бабкам, надел сброшенный во время работы полушубок.
– Ну откуда же я могу знать, господин Звез-дин? – сказал я.- Это ваша страна, ваши обычаи.
– Не нравится мне здесь,- с какой-то тоской в голосе признался он, отбрасывая гвоздь в сторону.- Неприятное место. Мне много где бывать доводилось, но… Ничего, недолго этим осколкам старого режима осталось…
– Ну что вы злитесь? Смотрите, какая погода хорошая! Солнце, оттепель, весной запахло…
– Контрреволюцией пахнет,- сплюнул он.- Весна… Вы хоть помните еще: кто вы и зачем здесь?! Весна… Надо же такое сказать…
И, раздраженный, вновь удалился. Я поманил пальцем наблюдавшего за нами издалека Ванечку:
– Ты зачем его злишь?
– Я?! – удивился юродивый.- Я не злю. Я помогаю. Гвозди несу.
– И все же это недальновидно. Он представитель нового начальства…
– Кто?! Он?! Не-е, батюшка, он не начальство. Он…
другое…
– Как знаешь,- сдался я.- Это ваши дела, сами и разбирайтесь.
Я вернулся к себе в комнату и, заполняя пустоту дня, вновь раскрыл перевод «Евангелия…». Я изложу прочитанное несколько позже, потому что сначала я хотел бы сказать вам, сэр, несколько слов об этой рукописи и событиях сегодняшнего вечера. Как вы помните, эту «посылку для Троцкого» мы перехватили уже на корабле и, просмотрев ее, сочли обычным экспонатом из чьей-то частной коллекции, не позаботившись ни изучить, ни снять копии как по причине нехватки времени, так и ввиду отсутствия видимой необходимости. Теперь мне ясно, что это была ошибка, сэр. Подобные вещи не должны попадать в руки «бронштейнов». Как вам известно, Троцкий и так владеет всеми историческими и музейными реликвиями Петрограда, а скоро, не исключено, получит доступ и ко всем музеям России. Зная же отношение этого «товарища» к истории и религии, можно только догадываться, какая катастрофа ждет эти сокровища. Как поступит этот «демон революции» и с этой рукописью, тоже вызывает у меня большие опасения. Потому я и начал тщательно переписывать прочитанное мной в дневник. Как вам известно, историю пишут (а вернее – переписывают) победители. Вы сами не раз говорили, что «справедливость – первая беглянка из лагеря победителей». И не только справедливость, сэр, но и правда вообще. Я не удивлюсь, если через 20-30 лет после своей победы большевики так перепишут эти события, что к правде они не будут иметь даже отдаленного отношения. Страшнее то, что они могут постараться подтасовать и всемирную истории себе в угоду. Представляете, какая участь тогда ждет многие бесценные рукописи и манускрипты? Да взять хотя бы, к примеру, известные всем события Нового Завета. Мы привыкли видеть их глазами апостолов, атеисты – глазами Пилата. Но картина получается куда объемней и страшней, когда учитываются свидетельства всех свидетелей. До меня уже доходили слухи о каком-то еще «Евангелии от Иуды», известном еще в древности. Но это было всего лишь «гностическое предание», больше напоминающее бред сошедшего с ума буддиста. В нем Христос упрашивает Иуду «помочь» Ему, взяв на себя «миссию предательства». Здесь я согласен с отцом Иосифом: для знающего о событиях на «Титанике» нет смысла упрашивать рулевого направить корабль на айсберг. Это было бы высочайшим проявлением маразма. А вот если взглянуть на события двухтысячелетней давности глазами настоящего Иуды, то мы получим страшнейшую картину, которая, как кадр за кадром в синематографе, повторяется вновь и вновь. Ежедневная, ежесекундная поляризация добра и зла, противостояние духовного и материального, духовной эволюции и революции этого мира. И сколько у нас имеется весомейших поводов, чтобы предать себя, других, Бога ради «высоких и светлых идей»… А вот поводов, чтобы остаться верными,- совсем немного. Точнее всего один: просто не предавать… И все в этом мире против этого маленького, невразумительного довода… И то, что духовное столько тысячелетий все еще противостоит железной логике и всепоглощающей страсти материализма – еще одно доказательство Божьего промысла, и ничем другим это объяснить нельзя.