Обязана быть его

Не сомкнувший глаз в предыдущую ночь, уснул я быстро. Так же, как и Дарина. После пришедшей от Егора СМС беспокойство за Соню немного улеглось. К короткому сообщению о том, что всё в порядке, он прикрепил Сонину фотографию. Та, сидя за столом в комнате коммунальной квартиры, держала в руках чашку с Винни Пухом и беззаботно улыбалась. Сидящая на соседнем табурете Светлана тоже смотрела в камеру, и пусть улыбки на её лице не было, выглядела она спокойной.

— Оладьи? — я приобнял Дарину за талию. Прижал к себе, чувствуя податливость и хрупкость её тела.

Несмотря ни на что, было в этом утре что-то доброе, отдающее спокойствием. Завтрак, приготовленный женщиной, доверчиво прижимавшейся ко мне ночью, только-только занимающееся утро, тепло, исходящее от лижущих дно сковородки синеватых язычков пламени. Но главное — доверие, что исходило от Дарины, чуть уловимый запах её духов, её ладонь, лежащая на моём плече.

В последний раз оладьи на завтрак мне готовила мама, когда я был ещё подростком. Далёкие времена, оставшиеся в прошлом. Промолчав об этом, я подумал, что нужно бы наведаться к родителям. Потому что никакая помощь не могла заменить даже нескольких часов, проведённых с семьёй. Никакие деньги не могли заменить им единственного сына, а мне — отца и мать, научивших меня всему, что умели сами, давших мне свободу выбора и позволивших идти своей собственной дорогой.

Наверное, именно сейчас, чувствуя боль безвозвратной потери Дарины, вспоминая её вчерашние слова о том, что всё нужно делать вовремя, я как никогда ясно почувствовал это и решил, что в самое ближайшее время навещу их. Возможно, даже с Соней и её матерью, если она согласится. Едва у меня появилась возможность, я построил для родителей дом. Хороший, добротный, стоящий на огромном участке земли. Именно о таком мечтал отец долгие годы.

— Я нашла муку, — ответила Дарина. — Ещё вчера купила молоко. Правда… — слова, как и вечером, давались ей трудно. — Правда кофе нет. Только чай.

— Чай и оладьи с клубничным вареньем, — отпустил её, понимая, что если сейчас поцелую, может случиться взрыв. И кто знает, какой именно: слёзы ли или извечное доказательство жизни над смертью, наполненное касаниями и несдержанностью, которая сейчас была излишней.

Дарина кивнула. Я всё же мягко поцеловал её — чуть дотрагиваясь, ощущая на губах слабый привкус соли и молока.

Выдохнув, Дарина отступила сама и поспешно принялась переворачивать один оладушек за другим, а я так и стоял позади неё, глядя на её узкие ладони с длинными, как у пианистки пальцами.

— В тебе много талантов, — констатировал, стоило ей перевернуть последний из оладьев. Рядом, в небольшом прозрачном салатнике, накрытом крышкой, уже высилась небольшая горка.

— Когда с деньгами было совсем плохо, — Дарина включила чайник, — приходилось выкручиваться. Я люблю готовить. Знаешь… мама умела делать невероятные вещи из самых простых продуктов, — со вздохом она выставила на стол чашки и блюдца. Достала ложечки. — Как-то ей два месяца не платили зарплату. Не знаю, где она взяла детскую смесь… На новый год она сделала мне конфеты из этой смеси. И ещё из сгущёнки, — Дарина положила ложки рядом с блюдцами.

Те потихоньку звякнули, а она, не обратив на это внимание, подошла к шкафчикам, будто бы с тех пор, как сбежала отсюда, не прошло много лет. Достала сахарницу и тоже поставила на стол и, словно прочитав мои мысли, потихоньку улыбнулась:

— У мамы всегда всё на своих местах. Было… было на своих местах. Я не такая.

— Ты и не должна быть такой, — заметил я. — Дети не могут быть отражением родителей. По крайней мере, не обязаны быть им.

— Да, — согласилась она, немного помолчав, и снова улыбнулась. — Но она многому меня научила. Оладьи… Конфеты из детской смеси, орешки с варёной сгущёнкой. Демьян… — посмотрела мне в лицо. — Если в этом замешан Эдуард. В её смерти…

— Я пообещал тебе, что разберусь с этим, — выговорил я, понимая, что она хочет сказать. — И постараюсь сделать это в ближайшее время. Поэтому сейчас мы позавтракаем и поедем в больницу. Я хочу увидеть врача, выдавшего заключение о смерти и выяснить всё насчёт экспертизы. Указания, кому нужно, я уже отдал.

— Кому? — спросила она, выключив газ.

— Не важно. — Детали были излишни, и тратить на них время мне не хотелось. Тем более что отношения к Дарине как такового они не имели. — Это тебя не касается.

— Это касается смерти моей мамы, — запальчиво возразила она, выкладывая оладьи в салатник. Спокойная, она вспыхнула моментально.

Я жёстко посмотрел на неё и повторил:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Не касается. Твоё дело — ждать результатов, с остальным я разберусь сам.

Она приоткрыла было губы, чтобы снова возразить, но лишь звучно опустила миску на стол. Вздёрнула подбородок.

Я продолжал смотреть на неё, и это поубавило её пыл. Гневный блеск, вспыхнувший во взгляде на пару секунд, поблёк.

— Я не могу просто ждать, — уже спокойно сказала она.

— А что ты можешь?