Обязана быть его-2

Распустив хвост, я заплела слабую косу. Завтрак уже прошёл, наступила пора утреннего обхода. Тарелка с принесённой мне кашей так и осталась нетронутой стоять на столе, как и вторая — что на ней, я даже не посмотрела. И только пустая коробочка от безе, чуть треснувшая, помятая, лежала на тумбочке немым укором моей собственной слабости.

Услышав голоса, я замерла и впилась в дверь взглядом. Сердце забилось чаще, руки, как и вчера, стали холодными.

— Доброе утро, — сказал появившийся в палате врач.

С губ моих слетел прерывистый выдох разочарования, но не успела я ответить ему, следом появился Альберт. Я глянула на дверь надеясь… Нет. Демьяна я не ждала, и это было правдой. Но…

— Это ваша выписка, Дарина, — подойдя, отдал мне врач несколько листов бумаги с напечатанными строками.

Выписка?

Я вскинула голову. Посмотрела на него внимательно.

— Не забывайте, Дарина, что у вас сотрясение, — ничего не пояснив, сказал он. — Будьте осторожны. Остальное… — он посмотрел на моё покрытое синяками лицо, на разбитые губы. — Время это поправит, — проговорил негромко. — Пусть оно и не лечит, но что-то поправить может.

Я сжала листы в пальцах, понимая, что даже не чувствую прикосновения бумаги. Быстро перевела взгляд на Альберта Юрьевича.

— Суд одобрил ходатайство, — вместо приветствия сказал он. — Залог за вас уже внесён. Собирайтесь, Дарина. Сегодня вы увидите дочь.

Подбородок у меня задрожал, глаза мгновенно наполнились неподконтрольными слезами, с губ слетел всхлип. Прижав ладонь к губам, я проглотила солёно-горький комок. И заставила себя вдохнуть.

— Вам разрешили выехать в Санкт-Петербург, — продолжил он. — Собирайтесь. Через два часа у нас поезд.

— У нас? — совершенно глупо переспросила я.

Оглушённая, внезапно совершенно ослабшая, я так и сидела, держа в руках уже немного помятую выписку и не могла поверить. Сегодня… Сегодня я увижу Соню… Солнышко… Моё маленькое солнышко.

— Я буду сопровождать вас, — Альберт подал мне бумажный пакет и повторил: — Одевайтесь. Здесь есть всё, что может пригодиться. И… — отдал ещё один, небольшой, с логотипом косметической компании. — Ваша подруга сказала, что это вам тоже потребуется. — И ещё раз, как будто чувствовал, что я всё ещё не могу до конца поверить: — Вы едете домой, Дарина. Ваша дочь вас ждёт.

Спрашивать, что именно находится внутри большого пакета, я не стала. От кого он — тоже. Это было понятно и так. Зажав в пальцах ручки-ленты, я только и смогла в очередной раз сказать одно:

— Спасибо.

— Лучше будет, если вы поблагодарите Демьяна, — совершенно спокойно ответил Альберт. Я понимала, что действительно должна сделать это. Наверное, должна. Даже несмотря на условие, что он выставил.

— Он не приехал? — спросила я, поставив пакеты на кровать.

— Нет. У него много дел, — сказал адвокат и оставил меня одну.

Нет, не одну — наедине с наконец охватившими меня мыслями о будущем. О том будущем, где мне предстояло стать женой Демьяна Терентьева. Зачем? Потому что он захотел, чтобы было именно так. А его желания — закон. И я обязана подчиниться.

9

— Разве мы не домой? — напряжённо спросила я, поняв, что мы едем вовсе не к дому Демьяна.

Подняла голову и встретилась в зеркале заднего вида со взглядом сидящего за рулём Егора.

Четыре часа в Сапсане тянулись бесконечно долго, проносящиеся за окном картинки сливались в сплошной безликий пейзаж. Понимание, что вскоре увижу дочь, что кошмар, пусть и не закончился, но хоть немного отступил, не желало приходить точно так же, как раньше понимание того, что Эдуард собирается увезти меня на край света и лишить всего, что мне дорого. Чай, который заказал для меня Альберт, казался безвкусным, и я понимала, что дело вовсе не в том, что за окном поезда и уж тем более не в чае. Дело во мне самой. Длинные рукава белоснежного свитера скрывали запястья, аккуратный подвёрнутый ворот — шею.

Тончайший кашемир приятно грел тело, вот только душу согреть не могло ничего.

— Егор, — позвала я с напором. — Соня… Мы едем к Соне?

— Чуть позже, — ответил он как будто нехотя, снова устремив взгляд на дорогу. — Сейчас у нас есть важные дела.

— Хочешь сказать, что эти дела важнее моей дочери? — с горечью спросила я и посмотрела в окно, на проплывающую мимо нас церквушку.

Слёз уже не было, но грудь сдавило неприятной тяжестью, а горло словно сжалось. Продолжать разговор не хотелось. Ещё не до конца пришедшая в себя после всего, что случилось, после поездки в поезде я чувствовала себя усталой. В пакете, который принёс Альберт по настоянию Светы, нашёлся тональный крем, корректор для мелких изъянов и другая косметика, но как я ни пыталась, до конца скрыть следы на лице не смогла. Хотя, если уж говорить честно, выглядела я сейчас куда лучше, чем несколько дней назад и даже вчера, пусть даже внутри было так же темно, холодно и пусто.

— Не важнее, — коротко ответил Егор.

— Тогда что? — я всё же чуть повысила голос. — Куда мы едем?