Обгоняя смерть

— Тебе не понять, Дэвид. Тебе никогда не приходилось сражаться за какое-то дело. — Он бросил взгляд на мое обручальное кольцо. — Кроме памяти о своей покойной жене. А разве это можно назвать делом?

Он снова улыбнулся, увидев мой гнев, и зашел мне за спину.

— Значит, он просто убивал тех, кто противился? — спросил я.

Эндрю не ответил.

И тут до меня дошло.

— Ах, черт, вы использовали их тела…

— Да, — ответил он у меня за спиной. — Мы использовали тела тех, кто не поддавался программе. У нас есть люди в нужных местах; сеть раскинута гораздо шире, чем ты можешь себе представить. В здравоохранении. В полиции. Знаешь, Дэвид, как уничтожить улики в базе данных полиции? Думаю, ты поразился бы, насколько это легко.

Я снова услышал его шаги.

— Никаких особых трудов: найти человека, знакомого с системой, а потом… Просто поразительно, что можно сделать, сидя за чужим компьютером и пользуясь чужими файлами.

— Вы ложно обвиняете людей.

Эндрю обошел стул и хмуро посмотрел на меня, словно не мог понять моей простоты.

— Это большая победа. Наши внедренные мужчины и женщины получили искупление. Они такие, какими были Зак и Джейд. Падшие и возродившиеся. Они и другим дают эту возможность, оберегая то, что у нас есть.

Тупая боль возле паха. Ощущение медленно расходится по телу.

Эндрю улыбнулся и приставил палец к моему лбу:

— Чувствуешь что-нибудь?

Я покачал головой и закрыл глаза. Попытался собраться с силами. Когда поднял веки, Эндрю смотрел на меня с той же улыбкой.

— Чье тело вы выдали за труп Алекса?

Он пожал плечами:

— Не все ли равно?

— Не все равно тем, кто его любит.

Эндрю сверлил меня взглядом несколько секунд.

— Ты, Дэвид, ничего не знаешь. Большинству их семей наплевать, живы они или мертвы.

— Как думаешь, Мэри волнует, жив ли Алекс?

— Теперь, когда увидела его, волнует.

— Она и прежде беспокоилась!

Эндрю немного помолчал.

— Как я уже говорил, с Алексом у меня отсутствовал выбор. Я был вынужден так поступить.

Тупая боль возникла снова, но теперь более сильная. Вспыхнула в паху. В пояснице.

Я судорожно втянул воздух.

— Ваши дела вышли из-под контроля, — сказал я.

Звучание моего голоса приятно его удивило. Эндрю слегка нагнулся и посмотрел на меня снизу вверх.

— Ой, ой, — насмешливо произнес он. — Больно?

Рот заполнился слюной. Я взмок. Пот заструился по лицу. К горлу подступала рвота, вызывая жжение в груди. Зародившаяся в паху боль поднималась по позвоночнику. Спина напряглась, кожа словно натянулась. То, что они со мной сделали, было в спине.

Эндрю распрямился и посмотрел на меня со смесью удовольствия и отвращения. Потом, прихватив стул, скрылся в проеме боковой двери. Створ с силой захлопнулся — и я ощутил вибрацию, прошедшую по полу. Боль внезапно прорвалась от спины в середину груди.

— Черт!

Я закричал снова.

Казалось, кто-то выдавливал жизнь из моего сердца. Тело пронизывали судороги. И в конце концов обручальное кольцо упало и укатилось.

Боковая дверь открылась, из темноты появился Эндрю, уже без стула. Теперь плеть свисала с его ремня. В руках он держал длинное зеркало. Сплошь покрытое жирными пятнами, словно за него хватались пальцами.

Он встал передо мной, отвернул зеркало и, сняв плеть с пояса, поднял ее за ручку. Ремни свисали передо мной.

— Уйдя из армии, я попал в беду, — заговорил он. — Не мог найти работы. Мне недоставало порядка, к которому я привык. Дисциплины. Поэтому я стал воровать и навредил нескольким людям. А после этого заслуженно попал в тюрьму. — Он посмотрел мне за спину, потом оглянулся. — Но, выйдя из тюрьмы, я обрел Бога. Обрел по-настоящему. Мне даже удалось съездить в Иерусалим на богослужение крестного пути. Я увидел дорогу, по которой Иисус шел на распятие. Когда посещаешь такие места, оцениваешь, что ему пришлось вынести. — Эндрю опустил плеть. — И после этого смотришь на людей по-другому. Понимаешь, что испытай они хоть малую часть его страданий, то больше ценили бы полученное в этой жизни.

Теперь я не мог думать ни о чем, кроме боли. Не мог сильнее разжечь гнев. Не мог сосредоточиться на лице Эндрю. Казалось, со спины сползает кожа. Я поднял дрожащую руку и коснулся плеча. На пальцах осталась кровь.

— Легион однажды подал мне идею. Сперва я счел ее несколько… средневековой. Но, обдумав, понял, что ребята, которых мы взяли сюда, именно такие люди, о которых я размышлял в Иерусалиме. Как и я, они не ценили полученного в первой жизни. Но если бы прошли путь Иисуса, если бы могли хранить напоминание об этом, то, вероятно, во второй раз больше дорожили бы жизнью.

И повернул зеркало.

Я взглянул в него.

Легион стоял в проеме двустворчатой двери позади меня, одетый, как и Эндрю, в черное, но с белым мясницким фартуком.

Я сглотнул. Закашлялся. Сплюнул.

Когда снова взглянул в зеркало, Легион подошел ближе, подняв маску на темя. Это был тот самый человек, что подошел ко мне в пивной в Корнуолле, только теперь он выглядел помешанным. Безумным. Словно приблизился к чему-то восхитительному. Такому, о чем давно мечтал.

Он взглянул на Эндрю, потом снова на меня и улыбнулся — язык показался из плоского, безгубого рта.

Его язык.