– Когда ты в последний раз выходила, Кассия?
– Куда?
– Не притворяйся дурочкой со мной. Ты знаешь, что я имею в виду. Из дома. На улицу. На свежий воздух.
Он прямо посмотрел на нее, но она постаралась избежать его взгляда.
– Ах, это. Честно говоря, некоторое время не выходила.
– Как долго длится это «некоторое время»? Три дня? Неделю?
– Не знаю, наверное, пару дней. В основном я боюсь, что на меня накинется пресса.
– Ерунда. Ты три дня назад сказала мне, что они тебе больше не звонят. И они не околачиваются возле твоего дома. Эта байка больше не годится, и ты сама знаешь это. Так что удерживает тебя дома?
– Апатия. Усталость. Боязнь.
– Боязнь чего?
– Я сама еще не разобралась в этом.
– Послушай, детка, в твоей жизни многое изменилось, при этом слишком быстро и слишком жестоко. Но тебе придется к этому приспосабливаться. Выходи из дома, встречайся с людьми, дыши свежим воздухом. Черт возьми, походи по магазинам, если ты от того тащишься, но не запирайся здесь. Ты уже позеленела.
– Как невероятно шикарно.
Но она услышала его.
– Хочешь пойти погулять?
Она не хотела, но понимала, что ей это нужно.
– О’кей.
В молчании они добрели до парка, держась за руки и опустив глаза. Они почти дошли до зоопарка, когда она заговорила:
– Алехандро, что мне делать?
– С чем?
Он отлично знал, с чем, но хотел услышать это от нее.
– С моей жизнью.
– Дай себе время приспособиться. Потом будешь разбираться. Пока рана слишком свежа. В некотором смысле ты все еще находишься в состоянии шока.
– Похоже на то. Хожу, словно в тумане. Я забываю поесть, забываю забрать почту, не могу вспомнить, какой сейчас день недели. Я сажусь работать, потом мои мысли начинают блуждать, а когда я спохватываюсь и смотрю на часы, уже прошло два часа, а я не закончила предложения, которое начала печатать. Это сумасшествие. Я похожа на тех старух, которые закрываются в своем доме, и кто-то должен напоминать им надеть второй чулок или доесть суп.
– Ты еще не так плоха. Каштаны ты прикончила быстро.
– Да, но я становлюсь все хуже, Алехандро. Я чувствую себя такой рассеянной и такой потерянной.
– Единственное, что ты можешь сделать, – это начать заботиться о себе и ждать, пока не придешь в себя.
– Возможно, а тем временем я разглядываю его вещи в шкафу. Лежу в постели и жду, когда же повернется его ключ в замке входной двери. Притворяюсь, что он в Чикаго и вернется утром. Это сводит меня с ума.
– Неудивительно. Послушай, детка, он еще не умер.
– Не умер. Но его нет рядом. А я стала так полагаться на него. За свои тридцать лет, или, во всяком случае, за последние десять лет моей взрослой жизни, я никогда не полагалась на мужчин. Но с Люком я словно раскрылась, я разрушила все барьеры. Я привыкла опираться на него, а теперь я чувствую себя так, будто вот-вот развалюсь на мелкие части.
– Прямо сейчас? – попытался поддразнить ее Алехандро.
– Ох, заткнись.
– Хорошо, поговорим серьезно. Факт остается фактом – его нет, а ты есть. Тебе придется снова налаживать свою жизнь. Рано или поздно.
Она кивнула, засунула руки поглубже в карманы, и они пошли дальше. Они дошли до карет, стоявших рядом с отелем «Плаза».
– Должно быть, это роскошное место, – сказал Алехандро. Отель немного напомнил ему «Фэрмонт».
– А ты ни разу сюда не заходил? Просто, чтобы посмотреть?
Она удивилась, когда он покачал головой.
– Нет. Не было повода. Это не совсем моя часть города.
Она улыбнулась и взяла его под руку.
– Ну что ж, тогда пошли.
– На мне нет галстука, – занервничал он.
– А я выгляжу как неряха. Но они меня знают, поэтому нас впустят.
– Не сомневаюсь.
Он рассмеялся, и они поднялись по ступеням к входу с таким видом, будто ради забавы решили купить этот отель.
Они прошли по пальмовому дворику, мимо напудренных престарелых дам, поедающих пирожные под звуки скрипок, и Кассия уверенно повела его по таинственным залам. Они услышали японскую речь, испанскую, шведскую и французскую. Музыка напомнила Алехандро старые фильмы с Гретой Гарбо. «Плаза» была грандиознее «Фэрмонта» и намного оживленнее.
Они остановились у какой-то двери, и Кассия осторожно заглянула внутрь. Открывшаяся их взгляду комната была большой и богато обставленной, с дубовыми панелями, которые и дали ей название. Из окон открывался красивый вид на парк, а барная стойка была длинной и изысканной.
– Луи?
Она подала знак метрдотелю, и он с улыбкой подошел к ним.
– Мадемуазель Сент-Мартин,
– Привет, Луи. Вы не могли бы найти для нас какой-нибудь столик подальше от глаз? Мы не одеты для такого случая.
–
Глядя на него, Алехандро решил, что они могли прийти и совсем голыми, и, может быть, стоило попробовать это сделать.
Они уселись за маленький столик в уголке, и Кассия потянулась за орешками.
– Ну как, тебе здесь нравится?
– Да уж. – Он казался немного ошеломленным. – Ты часто сюда приходишь?
– Нет. Раньше бывала довольно часто, насколько это было возможно. Женщин пускают только в определенные часы.
– Холостяцкий бар?