Обещание

Скорей всего, она просто кружила по району. В каком-то старческом злобном безумии (я говорю «злобном», потому что есть такие старики, как ведьмы. И она явно была из их числа. Она была сухонькая, с резким лицом, крючкообразным носом – и что-то было в ней ненавидящее... Не знаю).

Однажды я встретил ее прямо в угловом магазине. Она покупала соль.

Пачка упала, и я – по привычке помогать женщинам – нагнулся, поднял пакет и положил на прилавок.

Она отреагировала – совершенно неожиданно.

Уже, видимо, давно потеряв привычку говорить высокомерные женские вещи, она тем не менее, путаясь и неправильно сопрягая глаголы и соотнося слова, сказала, вздернув голову, что-то похожее на: «Я не соблаговоляла... вам... разрешения, сударь, поднимать мою соль».

Продавщица оторопела, а у меня возникло сильное желание взять этот пакет и так же аккуратно (подчеркнуто вежливо) положить его снова на пол. Вернуть обратно. Отмотать время. Упразднить жест.

Однако я этого не сделал.

...После этого все стало только хуже. Теперь – старуха с тележкой (с капустой или отрубленной головой для Маленького Мука) попадалась мне каждый раз на разном углу с еще большей раздражающей периодичностью. Но – кроме этого – она еще останавливалась и смотрела мне вслед. Ну метров 100 – 150, пока я не скрывался из виду. То есть – в прямом смысле – буравила мне спину. Ощущение было отвратительное.

Я, разумеется, бесился ужасно.

– Чего ты бесишься, – говорила мне, смеясь, Е.С., – скорей всего, она просто влюбилась в тебя. Такое бывает. Когда старые женщины влюбляются в молодых мужчин. Может, она думает, что ты сказочный принц. Который ее расколдует. И она снова станет – прекрасной и молодой. Как раньше.

...Все это, наверное, было бы очень мило, но у меня была менее романтическая версия. Не-женская.

Я думал, что старуха просто хочет меня сглазить. Или совсем чокнулась. (К тому же в это время стали случаться какие-то странные, малоприятные вещи в моей жизни. Я не вел подсчет, как это было связано с нашими уличными встречами, но в виду это имел...)

Поэтому однажды я не выдержал и, когда был один, повернулся и сказал что-то резкое.

Даже не резкое, а грубое. Сказал на «ты». По всем законам народной сказки. Как говорят некуртуазные иванушки, когда говорят с ведьмой.

Типа: – Что ты на меня уставилась, старая дура?

Старуха ничего не ответила. А просто – отвернулась и пошла.

Тележка гремела за ней.

Больше я ее не видел.

Из нашего района она пропала.

Меня до сих пор иногда мучает вопрос, почему я ее больше не вижу. Вообще. Никогда. В прямом смысле этого слова – без всяких приблизительных.

Может, она действительно думала, что я расколдую ее. Как доморощенный принц.

А я ее убил. Ненароком.

А может, она просто смотрела на парня, который напомнил ей, что она «давно никому не соблаговоляла». И потом она ушла в свою квартиру и умерла там – среди склянок и запаха старости, получив на прощание от этого мира очередную пощечину, которая вернула ее туда, где мы все будем плавать и задыхаться. Когда останемся совершенно одни.

А может быть, она на самом деле была ведьмой – и таким образом заколдовала меня окончательно и я проглотил какой-то медленный злой яд, от которого когда-нибудь тоже осыплюсь и обветшаю. Чтобы кто-нибудь тоже – убил меня – в свое время – каким-нибудь словом. Как и ее.

У меня нет ни одного бесспорного варианта ответа на этот вопрос.

Старушка светлая

«...Есть вещи, – говорит Арсений Р., из Санкт-Петербурга, – которые рассказать почти невозможно. Так, позавчера через Литейный проспект в нашу сторону кинулась старушка, останавливая машины буквально руками. Бабушка эта ростом была совсем-совсем маленькая, очень опрятная, и с лицом, я даже не знаю, как описать, то есть одновременно детским, светлым и как с картины. У нее была тележка с картонной коробкой, а в ней навалены какие-то мешки, газеты, пластиковые стаканы, и все это очень контрастировало с ее видом.