Обещание

P.S. Самое главное: мне позавчера приснился (ну почти приснился, это было на грани сна и ужасной духоты) новый странный цикл.

Я вчера даже написал какие-то невозможные для меня три строфы (почти документально выцарапывая из пустоты ту картинку, которую увидел ночью). Вся сегодняшняя какая-то глупая история с чужой рецензией мне это выцарапывание перебила. И думаю, хорошо, что перебила. Возможно, что это была какая-то темная ловушка для полуспящих. А теперь она схлопнулась, скрутилась в точку, исчезла в стене.

Единственное, что я помню сейчас: что там был какой-то многоэтажный куст, обсыпанный одновременными синими, белыми и розовыми цветками. А также что этот куст был гораздо больше меня.

12 – 19 июля 2006

* * *

Здравствуйте, Уолт Уитмен, здравствуйте, Чарльз Буковски, —

Анна Андревночка, здравствуйте —

и Елена Андреевна, здравствуйте! здравствуйте, Марина Иванна, здравствуйте, Ян Сатуновский. —

Я не для вас их вытаскивал, но вам бы они – понравились.

Нет, не кончилась жизнь, самурайская вздорная спесь,
диковатая нахуй, стихи о любви и о Боге.
– Если кто не заметил, мои ненаглядные: я еще здесь,
сижу как бомж и алкоголик у дороги.

Господи, вот мой компьютер, вот брюки мои, носки,
а вот – шесть книжек с грубыми стихами.
Я их выблевывал, как отравившийся, – кусками
с богооставленностью, с желчью и с людьми.

– Одно стихотворение (лежащее под спудом
и не писавшееся года два, как долг)
открылось только в нынешнем июле —
и вот оскаливает зубы, словно волк.

Другое тоже завалилось за подкладку,
но я достал его, отмыл, одел в пальто
и наспех записал, оно – о счастье.
А пятое пришло ко мне само.

...Так что схлопнулось, все! – дожила, дописалась книжка
в темных катышках крови и меда, в ошметках боли
[как сказала однажды подвыпившая директриса,
проработав полжизни в советской школе:
– Я люблю вас крепко, целую низко,
только, дети, – оставьте меня в покое...] —
и стою я теперь сам себе обелиском,
поебенью-травою счастливой во чистом поле.

– Я, рожавший Тебе эти буквы, то крупно, то мелко,
зажимая живот рукавами, как раненый, исступленно,
вот теперь – я немного попью из твоей голубой тарелки,
а потом полежу на ладони твоей – зеленой.

Потому что я знаю: на койке, в больнице, сжимая в руке
апельсины
(...так ведь я же не видел тебя никогда из-за сильного
света...) —
ты за это за все никогда меня не покинешь,
и я тоже тебя – никогда не покину – за это.

февраль – 22 июля 2006

КНИГА РУН [1]

Не верьте, когда говорят, что мистический опыт похож

на эротический жар.

Это неправда.

Да, то же тело болит, и те же глаза закрыты, но это только

в начале.

Различия начинаются после.

...С утра в этот день было так много солнца.

И вдруг ты увидел всех тех, с кем когда-то был рядом.

Комната у тебя небольшая, но люди стояли – как бы это

помягче сказать – достаточно плотно.

Большинство из них было тебе безразлично, но при виде двух-трех у тебя защемило сердце. «Есть ли здесь кто-то, с кем бы ты захотел умирать?» – спросили тебя.

– НЕТ, – поспешно ответил ты.

Слишком поспешно.

ДАГАЗ