Обещай мне чудо

Он помассировал виски, словно пытаясь отогнать усталость.

– Мой повелитель и хозяин, – выдавила Катарина, чуть не задохнувшись, произнося это слова. – Могущественный и влиятельный маркграф Карабас.

– А! – воскликнул герцог, пытаясь сделать вид, что знает, о ком идет речь. – Маркграф Карабас! Конечно, конечно. А, насколько я помню, он невысокого роста…

– В действительности он довольно высокий, господин герцог. По правде говоря, он выше, чем большинство людей, а плечи такие широкие, что он может заполнить дверной проем.

– Конечно! Он черноволосый…

– Скорее блондин, я бы сказал, добрый господин. У него золотистые, словно пронизанные солнцем волосы.

– Теперь я помню, да, да. Он оставался дома и защищал свои земли.

– Законченный воин до кончиков ногтей. Одно поле битвы за другим! И с такой храбростью! И безграничным мужеством! Мой хозяин Карабасский лев!

– Похоже, он превосходный парень.

– Так и есть, милостивый государь! И всегда хранит верность друзьям, – добавила она, пристально вглядываясь в его лицо. – Когда им угрожает опасность.

В близоруких глазах герцога промелькнул проблеск понимания.

– А сейчас?

– Ходят слухи, что опасность приблизилась и к вашей милости. Подступила очень близко. Возможно, притаилась под крышей.

Молчание в ответ. Катарина откашлялась.

– И мой хозяин, маркграф Карабас, желает вам только крепкого здоровья, господин герцог.

– Правда? Рад это слышать, молодой человек. Да, да, предайте маркграфу Карабасу, что я более чем доволен слышать все это. Более чем доволен. Но скажите ему, что беспокоиться не о чем. У нас всего лишь небольшая семейная ссора. Все находится у меня под контролем.

Он беззаботно помахал рукой, одновременно вглядываясь во тьму.

– Но опасность может оказаться смертельной! Его светлость маркграф Карабас призывает вас к осторожности и к действию.

– Прямо сейчас? Посмотрим. Посмотрим. Я должен все обсудить со своими… советниками. – Он принялся похлопывать по усыпанному бумагами столу – явный признак того, что разговор окончен. – И пожалуйста, поблагодарите его светлость маркграфа Карабаса за превосходный подарок, хорошо?

Катарина склонилась в изящном придворном поклоне. Услышал ли он? Обратит ли внимание на ее предостережение? Она незаметно положила его очки на полку у двери и вышла.

Она пошла назад тем же путем, каким пришла. Голова ее, охваченная надеждой на успех и сомнениями, кружилась, словно потерявшее равновесие веретено. Он признал существование маркграфа Карабаса! Но воспринял ли ее слова?

Когда она уже подходила к ближайшей к лестнице открытой двери, то услышала, как за закрытой дверью что-то упало, раздался грохот и детский крик, сдерживающий крик боли.

Она уже протянула руку к щеколде, когда рычание безумца отозвалось в ее душе, Балтазар. Рука ее замерла в воздухе над позолоченной ручкой в форме лебединого крыла; еще одно мгновение, и она оказалась бы лицом к лицу с братом.

– Как моя покойная сука-жена могла произвести на свет такое жалкое созданье… Ладно, пусть похнычет! Может, превратится в девчонку, кем ему и следовало быть. Тогда он принес бы мне хоть какую-то пользу. – Голос брата замирал по мере того, как он продолжал свой путь.

Катарина, ослабев, приникла к двери. Она неудержимо дрожала, спина ее скользнула по ее поверхности, и она осела на пол. «Добрый милосердный Боже. Добрый милосердный Боже. Добрый милосердный Боже», – словно молебен, звучало у нее в голове. Она сидела, совершенно опустошенная, лишенная всех прочих мыслей, всех прочих чувств. Ничего в душе. Ничего, кроме ненависти.

И так продолжалось до тех пор, пока подавленный плач не нарушил тишину ночи. Фредерик Август. Рыдание вырвалось у нее из груди, она вскочила и распахнула дверь.

Восьмилетний мальчик, стройный и хорошо сложенный, со светло-каштановыми, как у матери, волосами и голубыми глазами, медленно, преодолевая боль, поднимался с пола. Рядом валялись перевернутый стол, разбитая ваза и расколотый стул.

– Фредер… – начала она, протягивая к нему раскрытые для объятий руки, но его вид, свидетельствующий о перенесенном им потрясении, заставил ее замолчать. Она выпрямилась и отвесила ему глубокий поклон, взмахнув перед собой шляпой с плюмажем. – Милорд, – сказала она, и голос ее прозвучал сдержанно, вполне подходяще для солдата, за которого она себя выдавала. – Считаю себя обязанным предупредить вас, что каждый раз, как вы вступаете в борьбу со столом, вы обречены на поражение.

Она поставила стул, затем по-товарищески протянула руку племяннику.

– Все дело в ножках. Четыре к двум. Поединок всегда получается неравным.

Он посмотрел на нее с мальчишеской циничной усмешкой, но руку принял и позволил помочь ему встать на ноги. Он со спокойным видом пытался остановить кровь, сочившуюся из пореза на руке, и одновременно, прищурившись, внимательно разглядывал ее.

– Я вас знаю? Ваше лицо кажется мне знакомым.

Она поджала губы, как бы погрузившись в раздумье, затем покачала головой.