Обед в ресторане «Тоска по дому»

Больше он не видел Джейн, хотя высматривал ее в поезде. Странное было у него ощущение — она как бы окунула его в прошлое. Покачиваясь на сиденье рядом с Рут, он держал в своей руке ее маленькую загрубевшую ладонь, но ему нечего было ей сказать. Обрывки похороненных воспоминаний застали его врасплох. Запах мела в классе геометрии; пьянящее чувство восторга весной, в последний день школьных занятий; резкий стук бейсбольной биты на площадке. Он увидел себя летним вечером в придорожной закусочной, ослепительно высвеченной в кромешной тьме, почуял соленый жирный запах жареной картошки, увидел своих дружков, которые дурачились у обочины. Услышал голос какой-то своей давней девушки, нудный и недовольный: «Позвал меня в кино — я согласилась, а ты сразу же передумал и сказал: „Пойдем поиграем в кегли“, и я опять согласилась, а теперь ты говоришь: „Давай лучше в другой раз“, как будто все, чего ты хотел, тебе уже не нужно…» Потом он услышал голос матери, которая говорит Дженни: «Не горбись», ему: «Не ругайся» — и спрашивает у Эзры, почему он не может дать сдачи задире-хулигану, на что Эзра ответил: «Хочу проскользнуть по жизни, как вода», и Коди (который хотел пройти по жизни, как кремень) рассмеялся; он и сейчас слышал тот свой смех. Он услыхал, как Эзра спрашивает: «Почему на огурцах больше нет пупырышков?» и «Коди, ты не пойдешь со мной в школу?». Он увидел, как Эзра, неуклюже изогнув свое детское, в цыпках запястье, прицеливается дротиком с красными перышками; увидел, как Эзра бежит к телефону с криком: «Я подойду! Я подойду!», полный надежды и радости, моложе на целую вечность. Вспомнил, как Кэрол или Карен, перечисляя недостатки Эзры, назвала его «мужчиной с материнской жилкой» — кажется, именно так. И только сейчас до него дошло: он потому и бросил ее, что она совсем не поняла Эзру, не оценила этого человека. И тут Рут сжала его руку и сказала:

— Теперь всю жизнь буду ездить только на поезде, это гораздо лучше, чем автобусом. Правда, Коди? Коди! Правда?

Поезд повернул с высоким, пронзительным свистом, заставшим Коди врасплох. На мгновение Коди показалось, что он услышал музыку — мелодию, сыгранную на дудочке, сгусток нот, обрывок песенки, принесенный ветром и острой болью отозвавшийся в его сердце.

6. Пляжи на луне

Два-три раза в год она ездит на ферму — проверить, все ли там на месте. Везет ее туда на машине сын, Эзра; она берет с собой метлу, совок, тряпки, большой мешок для мусора, ведро и банку с пастой для чистки раковин. Эзра спрашивает, почему все это нельзя оставить на ферме, но она знает: там все пропадет. Посторонние люди, которые без ведома и разрешения хозяев появляются на ферме, унесут, растащат все. Ох эти посторонние — мальчишки, влюбленные парочки, шайки хулиганистых подростков. Без злости она и думать о них не может. Как только машина сворачивает с шоссе и, подпрыгивая на ухабах, подъезжает к ферме, она видит весь этот мусор: раскиданные среди сорняков банки из-под пива, висящие на кустах обрывки туалетной бумаги. Заброшенный участок покрыт дикой колючей растительностью, негде укрыться от палящего солнца. Тут и там сверкают втоптанные в землю металлические крышечки от бутылок. Трава во дворе не скошена, а срезана серпом (Джаред Пирс делает это раз или два за лето), кругом валяются белые картонные тарелки, вощеные стаканчики, бумажные салфетки, мешочки из-под бутербродов, пластмассовые соломинки в красную полоску и какие-то удивительно живучие, смятые гармошкой червячки — целлофановые пакетики от соломинок.

Эзра ставит машину под дубом.

— Какой ужас! — говорит Перл, выходя из машины. — Какой позор! — На ней платье из жатого ситца (его легко стирать) и старые-престарые туфли. На голове широкополая соломенная шляпа, она защищает волосы от пыли — всю прическу, кроме двух белесых прядей, торчащих на висках. — Это просто преступление, государственное преступление, — приговаривает она, озираясь по сторонам, пока Эзра вытаскивает из машины совки и метлы.

Дом двухэтажный, но с виду ветхий и серый, точно призрак. Гребень крыши прогнулся, веранда покосилась, окна побиты — целых уже почти не осталось. Она помнит, как Коди впервые показал ей ферму. «Ты только подумай, мама, что здесь можно сделать, — сказал он. — Представь только, какие тут возможности». Коди собирался жениться и поселить здесь семью, а ей подарить множество внуков. Он даже обзавелся домашними животными и нанял Джареда Пирса ухаживать за ними до той поры, пока он сам не переедет на ферму. С тех пор прошло много лет, и единственное, что осталось от всей живности, — несколько одичавших всклокоченных кур, которые кудахчут на тутовом дереве за сараем.

Перл привезла с собой ключ от перекошенной задней двери, но в нем нет надобности. Замок сорван, а ржавый запор раскрыт.

— Опять… — говорит она, поворачивает ручку и с опаской входит в дом. (В один прекрасный день она застанет здесь кого-нибудь, а за все свои старания расплатится жизнью.)