Обаятельный наглец

Рядом — не то слово. Ресторан располагался напротив оперного театра. Вывеска гласила: «Cafe delaPaix». И перед входом толпились люди.

— Мы будем стоять в очереди? — легкомысленно хихикнула Ника.

— Нет, очередь в кафе, а у нас забронирован столик в ресторане. Кажется, кто-то меня недооценивает, — прижал Михаил руку Ники к своему боку.

— Ошибаешься, — отозвалась она.

Это была шутка, и стоящим в очереди, любой, она Михаила не представляла. Один из охранников обогнал их и что-то сказал метрдотелю, замершему на входе в ресторан. Тот расплылся в широкой улыбке и распахнул для них дверь. Переводить его приветственную речь смысла не было — Ника и так поняла, что он рад им безумно и желает приятного вечера. Очень удивилась, когда Михаил ответил ему на французском.

— Ты умеешь говорить по-французски? — спросила она.

— И не только… Вот видишь, как многого ты обо мне не знаешь. Но у нас с тобой все впереди, — подмигнул он ей.

Не знала практически ничего. А сейчас хотела узнать. Например, кто были его родители. И живы ли они. При первом же удобном случае поинтересуется этим.

Надо ли говорить о том, насколько Нику впечатлил ресторан? Вряд ли… Они ели устриц и фуагра. Пили вино и наслаждались французскими десертами. Михаил весь вечер развлекал Нику на все лады. Она много смеялась, но так и не выбрала возможность поговорить с ним по душам. Вечер располагал к чему-то другому — к непринужденному общению с нотками интимности. Интимность эта особенно чувствовалась, когда они танцевали, и Михаил обнимал и целовал Нику. Его ласки стали чуточку более откровенными. И так не хотелось ничего менять. Ника знала, что совсем скоро они отправятся в отель, и она боялась думать о том, что будет дальше. Она боялась своих желаний, которые только усиливались. Намеренно не думала о предстоящей ночи.

— Устала? — поинтересовался Михаил, когда они вышли теперь уже на ночную улицу Парижа.

Ночь стояла почти по-летнему теплой, и накидка на Нике разве что играла декоративную роль. Но холодно не было и даже прохладно. Да и она была разгорячена после вкусного ужина, танцев и просто общения с Михаилом. Внутри нее словно все порхало. И самой хотелось смеяться, петь и танцевать.

— Нет. Ни капельки! — посмотрела она на Михаила и поняла, что голос ее звучит даже излишне восторженно.

— Тогда, можем прогуляться до отеля пешком. Он тут минутах в пятнадцати ходьбы.

— А твои телохранители будут идти за нами?

— Не хочешь?

— Как-то не очень, — смутилась Вероника.

Охрана ее не очень напрягала, и порой она даже забывала про бравых парней. Но сейчас отчетливо осознала, что те внимательно следят за каждым шагом хозяина. А значит, и за ее тоже. Это вносит в общение скованность, от которой трудно избавиться.

— Отправить вперед я их не могу, устав не позволяет. Но, хорошо, они спрячутся в машине и будут незаметно следовать за нами.

— Хрен редьки не слаще! — рассмеялась Ника. — Но пусть уж лучше спрячутся, — милостиво согласилась.

Через пять минут формальности были улажены, и они рука об руку медленно пошли по тихой и узкой улочке, уводящей их от ресторана к отелю.

— Расскажи мне о своем детстве, — попросила Вероника, чувствуя, что момент настал. — И о родителях… Где ты родился?

Помнится, она что-то читала про него, вернее, пролистывала его биографию, но в упор ничего не помнила. Тогда он ее еще не интересовал до такой степени. Но она помнила, что по отцу Михаил цыган, и эта часть биографии интересовала ее особенно. Всегда боялась цыган. И кто бы мог подумать, что судьба сведет ее именно с одним из этих кочевников, хоть и всего лишь по крови.

— Родился и вырос в Ташкенте…

— Правда?!

— А что тебя удивляет?

— Даже не знаю… Может то, что познакомились мы с тобой на крайнем севере, — с улыбкой ответила. — Где Ташкент и где Норильск.

— Это точно! — рассмеялся Михаил. — Но в Норильске живет мой брат. Ну и там часть моего бизнеса.

Он помолчал, но совсем недолго.

— Особо рассказывать-то и нечего. В Ташкенте я жил, пока не уехал учиться в Москву. Ну а вскоре брат перевез маму в Норильск. К тому времени в Ташкенте уже было тяжело жить. Детство как детство, в общем, ничем не отличается от твоего, например.

— А отец?..

Тут он замолчал чуть на дольше.

— Отца своего я не помню, — тихо и как-то грустно проговорил. По лицу Михаила Ника поняла, что затронула больную для него тему. Но отступать уже было поздно, да и любопытство зашкаливало. — Он умер, когда мне было два года. И он не был женат на маме. Так что, я еще и байстрюк, — не менее грустно улыбнулся. — Меня вырастил отчим — отец брата.

— А… от чего умер твой отец? — рискнула уточнить Ника. Понятия не имела, как вывести его на разговор о цыганах. Не признаваться же, что нарыла эту информацию, когда собирала о нем сведения. Да и возможно, это неправда.

— Трагическая случайность — упал с лошади и сломал шею. Он был лучший в таборе по объездке диких лошадей.

— В таборе?