Об исполнении доложить

— Ну, что, милок, будешь распускать банду или погодишь, пока твои дружки не откупятся тобою за твои и свои злодеяния?

Он знал, что однажды может такое случиться: вывернут руки за спину, скрутят вожжами и выдадут гэпэушникам. Боялся такого оборота, и вот Надежда ткнула в самое сердце злой правдой. Задрожал Чухлай, как затравленный гончими вконец обессилевший старый волк, огрызнулся:

— Раскаркалась! Прижгу язык каленым железом! — и стремглав в двери.

Постояла Надежда, озираючись, посреди хаты. Порубанная в клочья гармонь… Торчит из-под кровати рукоятка шашки. Подошла, ткнула ее носком — подальше с глаз. Процедила сквозь зубы:

— Иди, кобзарь! Надумаю — позову.

Два дня думала. Зазвала к себе, заперла хату изнутри на засов.

— Садись! — показала на лавку.

Но потом долго сидела не шелохнувшись.

— Что ты за человек, Леня, — наконец вздохнула Надежда, — дивуюсь я на тебя… Хлопец и есть хлопец. Усы еще не подружились с бритвой. Тебе бы на вечерницах озоровать с девчонками… А ты какой-то не от мира сего. Вот стыдно мне перед тобою за свою жизнь, словно перед родным отцом за какую-то пакость. А я тебя могла порубать шашкой або выдать Филиппу Андреевичу с головой. Почему этого не сделала!

Леня поясняет:

— Ну порубали бы меня або батька Чухлай замучил — все равно за мною как была, так и осталась бы жизнь: поля с пшеницей, села и города с людьми, небо с солнцем и птицами. А что за Чухлаем? Пропасть. Черная и бездонная. Шага шагнуть назад некуда. Вот и не подняли вы руку на жизнь: на мою, на свою, на жизнь вашего детеночка.

— Может, ты и прав, — согласилась Надежда. Она опять надолго ушла в себя, раздумывая над тем, что сказал Леша. И сделала вывод, казалось бы, совершенно не вытекавший из его слов. — Какую полюбишь, будет счастливая-счастливая.

Леня смутился:

— Давайте, Надежда Степановна, поговорим о вашем деле.

Она возразила:

— Нет, кобзарюшка, не могу я с тобою про свои дела. Ты по годам мне как бы младший брат. Как же я тебе открою свои бабьи обиды и желания? Для такого разговора нужон человек постарше. Кто над тобою начальник? Не побоится прийти ко мне, пущай приходит.

Леня привел Савона Илларионовича.

При виде степенного седобородого ездового у Надежды глаза полезли на лоб.

— И этот святой старец тоже гэпэушник? — Она набросилась на него возмущенная: — да как же ты тогда отпевал усопших? Как исповедывал раненых? Умирали, надеялись, что ты им отпустил грехи, а ты ихние души заложил черту!

Готовясь стать матерью, она вдруг потянулась к богу, который, по ее разумению, мог творить добро и зло. Она страстно желала добра и своему будущему ребенку.

Савону Илларионовичу действительно иногда доводилось заниматься в банде делами «божьими».

Кряж, пряча улыбку в седые усы, ответил:

— Как откажешь умирающему в последней просьбе? «Исповедуй, Савон Илларионович, облегчи муки». Я и утешал, как умел.

Надежду охватило великое сомнение:

— Сколько же душ ты так-то загубил! И под мою подбираешься? Я тебе все, словно на духу, выложу, а ты меня на кресте разопнешь! Христопродавец!

Разуверившаяся в людях женщина не хотела слушать никаких доводов Лени и Кряжа, прогнала обоих прочь.

А на следующий день побывала у Чухлая и в категорической форме потребовала, чтобы вместо Лени прислал кого-нибудь другого, а то она такого свистуна может запросто застрелить.

Подозрительность Чухлая стала болезненной, и он решил от обратного: «Не нравится часовой, — значит, такой и должен быть». Он понимал, что уже никаких общих интересов у банды нет, и надеялся лишь на то, что страх и ненависть хоть как-то собьют людей вокруг него.

Поуспокоившись, прикинув на досуге, что к чему, Надежда опять позвала Леню.

— Ежели ты и вправду не холуй Филиппа Андреевича, то приведи ко мне своего начальника из отряда. Деду не верю. Перевертыш: то чекист, то поп, то еще кто… Обдуривал умирающих: нет для него святого.

Жизнь молодой женщины зашла в тупик. Кто она, Надийка Швайко? Ни мужняя, ни вдовая. Вот родится ребенок у невенчанной. Кто он? Байстрюк! Нагулянный. Признает Филипп Андреевич свое дите или отречется? Женщину вконец измучила неопределенность, она хотела одного — чтобы у нее в жизни было все, как у людей.

Старшим над Леней по оперативной работе был я. Прикинули мы с Карауловым, что к чему, решили — мне отправляться к Надежде Швайко. Если она поможет разоружить банду, то сделает великое дело.

Надежда превосходно понимала, что появление в ее хате чекиста может стоить жизни и ему, и ей. Она прислала Леню с самой подробной инструкцией. Я нарекался ее двоюродным братом Матвеем Безбородым, который недавно вернулся из армии. Чтобы мнимый братец не перепутал праведное с грешным, Надежда советовала побывать в ее родном селе Александровке.

Я под видом уполномоченного исполкома обошел село, заглянул к родственникам Швайко, стараясь приметить и запомнить побольше разных деталей: где у кого колодец, где сараюшка, как стоит хата, какой сад — одним словом, чем знаменит хозяин.