Если Эспанья произошел от слияния Пюви с Ренуаром, то Пио сближает Редона и Лотрека. Как Лотрек, он старается быть реалистом и ищет в реальности ее раны, ищет ужас, лежащий на дне ее. Но он переходит границу действительности, он вступает в область фантазии и символов, в область Редона. Как Лотрек, Пио избирает своим объектом по преимуществу развратную женщину; но вместо вульгарной, жалкой проститутки он изображает нам роковое, низкое и могучее, чувственное и холодное, отталкивающее и привлекательное чудовище.
Под влиянием Бодлера, вероятно, Пио любит изображать свою женщину негритянкой, мулаткой. Его Саломея—? чернокожая женщина с сахарными зубами и кровавыми губами, с глазами, полными хищного огня, со смехом чувственным и почти идиотски–животным. В матери ее, Иродиаде, тоже черной, вся своеобразная прелесть молодой пантеры исчезла; осталась только какая–то черная ведьма, полная надменной злобы.
Целую плеяду женщин собрал Пио на картине «Идолы». Здесь сочетаются в один букет все грации кошки, все прелести глаз, сверкающе черных, темно–синих или загадочно зеленых; тут и кокетливые улыбки, и позы зовущей неги, и какая–то мрачная неподвижность настоящего идола, привыкшего принимать поклонения. Все это раскинулось в роскошной обстановке ресторана, при блеске люстр, в атмосфере, насыщенной вином и духами. И впереди вытянулось полулежащее существо в каком–то длинном цветном таларе, опирающееся головою на руку. Черты лица его почти нечеловечески обострены, они полны утомлением разврата, они явно выдают вырождение–кошачьи глаза полны какого–то импонирующего презрения и холодной пресыщенности; на голове убор из яркоцветных страусовых перьев. Это — «Венера» Пио, или сам сатана в образе женщины, это — олицетворение жадной равнодушной самки, требующей жертв, продающей наслаждение своим телом за цену здоровья, разума, жизни.
Лотрек представляет нам женщину в крайнем ее унижении, навязанном ей «почтенной публикой». Но ведь эта женщина может мстить, она пускает в ход все свои ресурсы и, если удастся заполучить чье–нибудь сердце в свои когти, — с какой стати станет она жалеть его? Мужчина сделал из многих женщин рабынь, все существо которых он покупает за деньги; как же не понять, как не почувствовать женщине, что это — враг, победитель? Она чувствует в то же время, что она слабее. Она замыкается в себе, она готовит в своем сердце самые тонкие, самые губительные яды, и если может мстить — то мстит без всякой жалости. Тут нечему удивляться. И вот буржуа, полный эгоистической жажды женщины, стоит со страхом перед своею жертвою, перед тем опасным чудовищем, в которое он превратил свою сестру, свою подругу; теперь он видит в ней что–то мистическое, какое–то воплощение злого начала!
Хорошие вещи выставлены некоторыми иностранцами. Первое место занимает тут Балестриери, чей «Бетховен» известен теперь по многочисленным репродукциям всему миру. Он выставил великолепного «Шопена», играющего при вечернем освещении на рояле какому–то утомленному и плачущему старику. Лицо Шопена полно вдохновения, вся картина проникнута музыкой. Прелестна также «Греза» Балестриери, — в голове замечтавшейся до тихих слез работницы мы узнаем подругу, вместе с которой художник неоднократно изображал себя в своих прелестных картинах автобиографического характера.
Я перечислил приблизительно все действительно замечательное, что дал в этот раз Осенний салон в смысле живописи.
Где же, однако, молодежь? Это все техники и кокетливые пейзажисты… Мы ожидали иного. Очевидно, надо ждать совершенно новой волны. Один Эспанья, один Пио — это не школа. Очевидно, что таланты находят пока в окружающем мало новых элементов, а вследствие этого мало новых чувств и настроений. Нужно обновление жизни, чтобы искусство получило новое глубокое содержание. Я не хочу сказать, конечно, что все возможности вполне исчерпаны теперь. Однако новых путей, очевидно, не так–то много открывается с того места, на котором стоит теперь искусство.
Среди мелких картин, рисунков и литографий, в особенности не французских, попадается много интересных вещей, но разбираться в них значило бы слишком расширить рамки этой статьи, без надежды напасть на сюжет совершенно новый и плодотворный.
По той же причине не пишу я здесь и о скульптуре. Должен отметить только, что среди скульптурных произведений, выставленных в Салоне, безусловно наиболее замечательными являются многочисленные, разнообразные и полные жизни работы нашего соотечественника Трубецкого.
ФИЛОСОФСКИЕ ПОЭМЫ В КРАСКАХ И МРАМОРЕ. (Письма из Италии)