Но, боже мой, что за выражение на этом лице! Она смотрит ухарски, вызывающе, с презрительным цинизмом, она плюнула бы в лицо тому, кто ее пожалел бы; она готова говорить «забавные гадости» всякому «monsieur»; но эта бесшабашная решимость не может стереть с ее лица черт стыда, глубокого, грызущего, острого, тень страдания, прошедшего уже все ступени отчаяния… Быть может, она увидела сегодня кого–нибудь «de son pays»[29] или получила известие о смерти матери, о младшей сестре, вышедшей замуж, или просто ей приснился во сне ее отец, копающийся в огороде… Очевидно только, что вся тоска ее разразилась недавно в остром кризисе, что она плакала сначала плачем ребенка, потом отчаянным, раздирающим рыданием безнадежного горя… И вот пришли две толстые, спокойные подруги. Они явились, чтобы взять ее с собою на обычный бал: «Чего ты тут валяешься? из–за чего ты ревела? избил тебя кто, или у тебя украли новую шляпку?», — и она уже стыдится высказать причину своих слез. Слишком позорно–смешно это: она, приниженная, оплеванная, вся изгаженная сотнями разнуздавшихся скотов–мужчин, она, в которой нет ничего непродажного и для которой нет ничего слишком унизительного, она оплакивает — свою честь! Чтобы не увенчать свой стыд смехом подруг, она поднимается и говорит: «Глупости!., надо только кутнуть сегодня хорошенько…» И она пила, пила… Она пропила все, и две подруги, жирные, посоловевшие и икающие, ведут ее на новую продажу.
Рядом с проституткой Лотрек изображает и ее потребителя. Тут его реализм изумителен: он не карикатурист, ничуть, — но более сознательно оскорбительного, более тяжелого, как пощечина, изображения мужчины не придумать. Это равнодушие, эта непроходимая тупость, эти уродливые черты, выдающие скотскую душу! И между тем — это правда: таково большинство «почтеннейшей публики», высматривающей себе по вечерам живой товар.
Мы уже сказали, что Редон и Лотрек по пессимистическому настроению могут быть сближены с Каррьером, Ренуара соединяет с Пюви его оптимизм. Но оптимизм Ренуара несомненно проще, чем у Пюви. Пюви возводит прекрасное в человеке на трон природы, очищая его от всех шлаков, он отправляется в царство мечты, в царство будущего, чтобы найти там законченную красоту. Ренуару этого не нужно. В нем какая–то бездна молодости. Он любит солнце, которое может все озолотить, и его художественное сердце — само такое солнце. У него нет глаз для скорбного и уродливого: он видит цветы, лучи солнца, детей, прелестных женщин, и все это играет, просто радуясь жизни и воздуху. Надо вообразить себе теплый, ароматный, ласковый воздух, весь проникнутый трепетно любящими лучами летнего солнца, надо почувствовать, как хорошо расцвести в этом воздухе, купаться в нем, в нежащем, обнимающем воздухе под благодатным синим–синим небом, где резвятся белые облака; надо на минуту стать поклонником солнца, поклонником растительного процесса жизни, чтобы оценить всю поэтическую силу Ренуара.
Да, это поэзия растительной жизни. Устал ли ты от горести и низости «делового существования», скверно ли на душе у тебя — тряхни головою и прими хорошую солнечную ванну: вон целые клумбы цветов посылают тебе ароматное дыхание, вон детская грация бессознательно дарует тебе бесценный дар умилительной свежести, маленький клочок золотого века, вон идет хорошенькая женщина, ренуаровская хорошенькая женщина со свежим личиком, с золотыми волосами и с черными ласковыми глазами, — разве это не счастье ходить в их образе по земле? Смотрите картины Ренуара и учитесь у этого милого человека хоть изредка смотреть на жизнь под его счастливым углом зрения!
Нечего и говорить, что ренуаровское настроение весьма легко может быть использовано для фресковой живописи. Чтобы дать прелестные фрески, полные радости жизни, хотя и не высокой, но чистой, надо было лишь суметь в одно и то же время смягчить пленэрную многоцветность, солнечную пятнистость Ренуара и сохранить его теплый воздух, сохранить царственное солнце, потому что без лучей солнца — нет Ренуара[30].
Это–то и сделал Эспанья. Молодой художник взял у Пюви его гибкие линии, его очаровательную гамму красок, сделав ее более интенсивной, более синей; у Ренуара же он взял основную идею: идею человека–цветка, радующегося жизни, дыханию. Для этого он выбирает исключительно детей и красивых женщин. Заметно на его привлекательных панно, а также на его красивых, полных элементарного счастья картинах и влияние Ватто; Эспанья любит придавать всему характер сельского праздника утонченных горожан. У Эспанья современная душа человеческая «выезжает для отдыха» на какую–то «райскую дачу», рвет цветы на лугах и танцует в хороводе прелестнейших подростков среди розовых беседок и гроздьев винограда.