О значении наших последних подвигов на Кавказе

Но эта несговорчивость была вскоре наказана русскими войсками. 1839 год был бедственным годом для Шамиля: генерал Головин привел к повиновению весь Самурский округ, жители которого прекратили даже всякую связь с Шамилем; генерал Граббе дважды разбил отряды Шамиля и 29 августа взял Новый Ахульго. Сам Шамиль едва успел избегнуть плена; сын же его Джемал-Эддин был взят и отправлен в Петербург, в Первый кадетский корпус. При взятии Ахульго погибли лучшие сподвижники Шамиля; значение его в горах значительно ослабело; Авария была вся в наших руках; гумбетовцы, андийцы и кой-субулинцы, недавно видевшие доказательства русской силы, старались избегать всяких сношений с Шамилем… Дело дошло до того, что ему, наконец, не было возможности долее оставаться в Дагестане. Русским оставалось только благоразумным управлением и вниманием к потребностям и обычаям жителей поддержать спокойствие в крае, внушить покоренным племенам доверие к себе, привлечь их расположение, – и роль Шамиля была бы кончена на Кавказе. Но, к несчастию, в это время русское управление выказало себя именно с такой стороны, что не могло не возбудить неудовольствия во вновь покоренном народе. Введение нового порядка суда и расправы не могло обойтись без злоупотреблений, и в горском населении, естественно, возникли неудовольствия и ропот. Сначала брожение было слабо и глухо; но потом оно перешло в открытое восстание. Поводом к нему послужила мера, придуманная тогда для обезоружения чеченцев. Им было предписано платить подати оружием, вместо денег. Предполагая, что русские хотят их обезоружить затем, чтобы потом истребить, чеченцы явно возмутились, и Шамиль отлично воспользовался их движением. В марте 1840 года он сам явился на Сунже с пятьюстами мюридов и прежде всего занялся переселением ближайших к нашим владениям аулов в Черные горы, где они были совершенно безопасны от наших «войск. Доказательством этого послужило поражение генерала Галафеева на Валерике в июле 1840 года.

С этого года Шамиль поселяется в Ичкерийском селении Дарго; отсюда начинается блистательная эпоха правления Шамиля.

В течение 1841 года он успел нанести несколько сильных поражений нашим войскам, совершенно изменил в свою пользу расположение умов во всем Дагестане, присоединил к себе, кроме многих мелких обществ, часть Салатавии, почти все Койсубу и большую часть Андаляла, занял Унцукуль, Кикуны и Гергебиль. Несколько пунктов в Аварии, остававшихся в наших руках, были окружены враждебным населением и едва могли иметь сообщение друг с другом.

Но в 1842 году это вечное колесо воинского счастья опять оборотилось было в пользу русских. В начале этого года назначен начальником войск Северного Дагестана генерал Фезе, и в течение марта месяца все неудачи прошедшего года были поправлены. Непокорные племена усмирены, в первый раз приступлено было к прокладке сообщений (что впоследствии сделалось главным актом всякой экспедиции в горы), заложено несколько новых укреплений. Но в апреле генерал Фезе отозван был в Тифлис, и в апреле же вспыхнуло восстание в Кази-кумухском ханстве. Шамиль опять им воспользовался. Сначала он потерпел поражение от князя Аргутинского-Долгорукого и должен был очищать Казикумухское ханство; но к концу лета поверхность была решительно на стороне Шамиля. В эту экспедицию, между прочим, генерал Граббе совершил бедственный переход через Ичкерийский лес, в котором мы потеряли до двух тысяч убитыми и ранеными.

Это поражение всего более подорвало наше влияние в горах и чрезвычайно усилило значение Шамиля. В восьмой год своего имамства он повелевал всею Чечнею и почти всем Северным Дагестаном, следовательно, располагал силами, каких до него не имел еще ни один из горских владетелей. Его власть признавали 230 000 семейств. В следующем, 1843 году командующий войсками в Северном Дагестане заботился только о сохранении нашего владычества в Аварии, как центре гор. Но и это не удалось: русским суждено было постоянно вооружать против себя туземное население, и это чрезвычайно ободряло Шамиля и давало ему новую опору в горских племенах, смотревших на него не иначе как на избавителя от притеснений русских. Само собою разумеется, что горцам казались стеснительными самые даже благие меры нашего правительства. В образец того, как шло тогда наше управление на Кавказе, приведем, за неимением под руками других данных на этот счет, одно место из «Перечня событий в Дагестане» («Военный сборник», 1859, № 3, стр. 8–10):