О возвращении забыть

— Я… Я сейчас… соображу…

— Слышь, ты, вундеркинд грёбаный, ты куда нас закинул, твою… — Холод стал ближе подходить к очкарику.

— Ага. Только вроде бы в горах, лесах были?! — присоединился к нему Родион, грозно сдвинув брови и хмурясь.

Учёный хаотично окинул всех потерянным взглядом, уставился на Ковальского, ища поддержки.

— Говори, сука! Пришибу, — Холод поднялся ещё на ступеньку, сжимая кулаки в резине РЗК.

— Можно я? — Балон грудой мяса возвысился за спиной Мешкова, который ссутулился и поник, разводя руками и беззвучно открывая рот.

— Оставьте его! — Ковальский сделал шаг к толпе и обратился к Топоркову: — Майор! Угомони своих. Давайте покинем это место, вытащим Рогожина и эту… Анну вашу. Как найдём безопасное место, мы с Мешковым проясним ситуацию вам. И всем! Здесь дикая радиация и прочее дерьмо, о котором вы должны знать подробно, чтобы выжить и выполнить приказ! Прикажите бойцам собраться и шустро валить отсюда, а потом все вопросы, лады, майор?

— Смотри, Подпол! — Никита нехорошо так прищурился, затем отдал распоряжение к сбору и выдвижению.

— Я пойду первым, — Ковальский полез в мешок, достал прибор величиной с сотовый телефон, — там аномалии и смерть, а мне они знакомы!

— Ни хера себе, сказал я себе! — Холод переглянулся с Никитой, но встрял бизнесмен:

— Чё вы там бубните? Ни черта не слышно в ваших масках! Что происходит?

— Родео, успокойся! Не до тебя. Собирай шмотки, свой груз, и будем уходить.

— А где мы? Чё за помойка? — не унимался Родион.

— Заткните его кто-нить, а?! А то я кляп ему из берца сделаю! — бросил Холод через плечо, занимаясь, как и все, сборами.

— Ковальский, живее! Рогожин там умирает, мля! Да и баба эта! — Топорков закинул на спину снарягу, разбирался с оружием и "мухами".

— Чё-то сухо во рту! Почему так щиплет глаза, кожа чешется, горит?! — отозвался Георгий, нахлобучивая на голову с опалёнными волосами кепку. Он, как и некоторые уже бывшие заложники, не имел защитного костюма. Зной и радиация начали над ним своё роковое дело.

— Видишь, аномалия внизу! Воздух накалился. Всем плохо и жарко! Терпи, — военврач протянул ботанику фляжку, — смочи горло.

Шустро, споро, не без подгонов Топоркова собрались, рассредоточились цепочкой по пролёту лестницы, чтобы она вконец не крякнула. Первым с прибором стал спускаться Ковальский. Затем учёный, Никита и все остальные. Замыкающим — Балон. Как обычно!

ПДА Подпола пищал и зуммерил, и без слов становилось ясно — воздух в здании пропитан смертью: высокая температура, радиация, электроразряды и минимум кислорода.

Люди нет-нет да и переговаривались, проклиная Мешкова, армию, темень, жару и недоумевая по поводу странного транспортала и места, в котором оказались после свежей дождливой ночи в горах Кавказа.

Ковальский замер, подняв руку, за ним истуканами застыли все остальные. Бойцы ощерились стволами в разных направлениях, высматривая опасность.

Где-то недалеко, будто из тоннеля, раздался крик. За ним звериный рык — и снова тишина. Трепет пробежал морозцем по спинам людей, заставляя ёжиться и вжиматься в стену.

Подпол вынул патрон от пистолета и бросил его в темноту. Холод недоумённо переглянулся с Никитой.

Ничего.

Эсбэушник снова повторил действие, на что отозвался нетерпеливый Ден:

— Э, Подпол, может харэ разбрасывать патроны?!

— Тс-с, — Ковальский через переговорный динамик "Панорамы" недовольно зыркнул на снайпера, — аномалию щупаю. Границы её.

— Чё её щупать, девка она, что ли?

— Отставить паясничать! — отрезал Топорков.

Подпол швырнул третий патрон, который, не долетев до пола, взорвался мини-вспышкой.

— Опс.

— Ого!

Ковальский повернулся к изумлённым товарищам:

— Понятно теперь? Так лопаются глаза, лёгкие и мочевые пузыри человека, попавшего в "жарку". Остальное сгорает в три секунды в тысячах градусах, не оставляя даже пепла!

— Япона маха! Куда мы попали?!

Из шоковой прострации вывел всех опять Ковальский:

— Прошу тишины! Определим контуры "жарки", постараемся вытащить пострадавших и уходим. Договорились?

— Лады, Ковальский! Работаем.

Используя ПДА, определяющий аномалии и прочие опасности природного характера, чутьё и опыт, периодически покидывая кусочки окалины и сварки от лестницы, группа очутилась на твёрдой земле.

От бывшего пола некогда чистого, ухоженного цеха остались только пятачки ровного бетона и рельсов. Кругом кучи строительного мусора, остовы станков и оборудования, арматуры, пыльная взвесь и сплошные аномалии.

Со слов Ковальского, строго запретившего ступать в стороны от его следов, здесь, в цеху, находились какие-то "жарки", "кисели", "зыби" и "газировки". Брошенные камушки и куски сварки, а также валяющиеся всюду останки уродливых животных и скелетов людей воочию подтверждали его предостережения.