О воображении

И воображение, и мышление управляются, как своим верховным принципом, реальными потребностями развития человека как социального существа. Мы ведь знаем, что специфически человеческая форма созерцания — способность видеть все то, что лично для меня никакого «корыстного интереса» не составляет, но очень важно и интересно с точки зрения совокупного интереса всех других [38] людей, их общего развития, с точки зрения интересов рода человеческого. Уметь видеть предмет по-человечески, повторяем, — значит уметь видеть, его глазами других людей, значит в самом акте созерцания выступать в качестве полномочного представителя человеческого рода (а в условиях классового расчленения — класса, реализующего общественный прогресс). Уметь смотреть на окружающий мир глазами другого человека — значит, в частности, уметь принимать близко к сердцу интерес другого, его запросы, его потребности, т. е. уметь сделать всеобщий интерес своим личным интересом, потребностью своей индивидуальности. Это невозможно без развитой силы воображения.

Само собой разумеется, что деятельность воображения вовсе не заключается в способности просто суммировать образы, имеющиеся у других людей, или выделять из них то общее, что все они имеют между собой. Деятельность развитого воображения рождает новый продукт, новый образ, в котором, правда, есть «общее», — которое имеется у любого человека, — но не в готовом виде, а только в виде намека, тенденции. Развить это в целостный, интегральный образ может опять-таки сила воображения. С самого начала эта сила — продуктивная, творческая, производящая, а не просто воспроизводящая.

Человек с развитым воображением (а особенно художник) видит вещь глазами людей, в том числе — ушедших поколений. Это возможно потому, что такому человеку близок, знаком опыт творческого воображения людей протекших веков. Ц такая современная культура воображения усваивается через те предметы, которые созданы другими людьми с помощью воображения, усваивается через «потребление» предметов, плодов художественного творчества. Художественное творчество и обеспечивается культурой воображения, или, как еще говорят, культурой «мышления в образах».

* * *

Культурное воображение ни в коем случае не произвольно, но так же мало оно представляет собой действие согласно штампу, согласно готовой, формально заученной схеме. Культура воображения свободна — как от власти мертвого штампа, так и от произвольного каприза.

Что воображение (фантазия), то есть деятельность, формирующая образы и затем их изменяющая, развивающая, должно быть свободным от власти штампа, мертвой схемы, по-видимому, не приходится доказывать. Труднее отличить воображение от произвола, от каприза. Различение свободы и произвола имеет не только эстетически-теоретическое значение, но прямо вплетается в идеологическую борьбу в области эстетики и искусства.

Надо сказать, что большие художники никогда не путали свободу и произвол. Протестуя против понимания художественной фантазии как капризной игры личного воображения, великий Гёте определял художественный гений как интеллект, «зажатый в тиски необходимости». И, действительно, каприз, произвол воображения заключает в себе столь же» мало свободы, как и действие по штампу. Крайности, как давно известно, сходятся. Произвольное действие вообще, будь то в реальной жизни или только в воображении, в фантазии, никогда и ни на одно мгновение не может «выпрыгнуть» из различных зависимостей. Беда произвола, мнящего себя свободой, заключается в том, что он всегда и везде есть абсолютный раб ближайших, внешних, мелких обстоятельств. Капризы, какими бы «беспричинными» они на первый взгляд ни казались, всегда управляются мелкими, едва заметными для невнимательного глаза, случайными причинами, а вовсе не «свободной волей». Подлинная же свобода заключается в действиях, преодолевающих силу и давление внешних, ближайших обстоятельств, в действиях, которые успешны в том случае, если они совершаются в русле общей необходимости. Свобода — там, где есть действие сообразно некоторой цели, ни в коем случае не сообразно давлению ближайших наличных обстоятельств. Свобода воображения, в частности, неотделима от цели работы воображения. В художественном воображении, в искусстве цель обретает форму идеала, то есть красоты. Красота, или идеал, выступают как условие свободного воображения, как его критерий. Со свободой воображения красота связана неразрывно.

Связь свободы с красотой Маркс объяснял, исходя из особенностей человеческого отношения к природе: если животное формирует природный материал только под давлением физиологических потребностей и согласно «мере и потребности того вида, к которому оно принадлежит», то человек «производит, даже будучи свободен от физической потребности, и в истинном смысле слова только тогда и производит, когда он свободен от нее…, человек формирует материю также и по законам красоты».