О том, что есть в Греции

Он протягивает клубничное мороженое подруге. Свое держит у груди – как вымпел. Устремляет взгляд вперед. Спина его выпрямляется, щеки отступают, высвобождая мужественный нос и волевой рот. На голове у него вырастает невидимая капитанская фуражка. Дама тоже мигом хорошеет и молодеет. Приобнимает своего героя мягкой рукой:

– Милый! У нас как будто свидание!

Весна преображает людей сильнее, чем любовь. Во всяком случае, регулярнее.

У нас, в городе

Супругам Иосифу и Маргарите сейчас, наверное, лет под семьдесят. Прожили всю жизнь в городе, но родились и юность провели в деревне. Уехали с малой родины с большим энтузиазмом, подхваченные урбанистическим духом того времени.

Работали, снимали квартиру в центре, чтобы на работу ходить пешком, заработанное откладывали, чтобы купить свой домик.

Все эти годы про деревню они не забывали – ездили на Рождество и на Пасху, летом Иосиф обязательно брал отпуск на две недели, чтобы обработать оливковые деревья, а зимой – чтобы собрать их плоды. И даже домик они купили в том пригороде, из которого им удобнее всего было в их деревню ехать – сел на поезд, и уже через два часа ты среди родных ларов и пенатов; красной жирной земли; стволов олив, пергаментно-серых, узловатых и корявых, как пальцы бабушки Стильяни; курочек, шарахающихся бесстрашным аллюром по двору и по дороге; овечьих стад, сбивающихся в треугольник; родников со сладкой и сытной, как пирожное, водой.

Сами себя они считали деревенскими. Да и как иначе? Выйдя на пенсию, они сидели в своем домике и целыми днями только и делали, что вспоминали о деревне. В любую тему вбивали, как сваю, зачин – «мы, деревенские…».

Иосиф любил рассказывать байки, в которых преобладал напряженный экшн: как деревенский пастух Янис, известный сластена, переел меда и чуть не отдал богу душу, потому что оказался аллергиком, и как его спас хозяин таверны Панайотис, влив ему в рот немного анисовой водки, которая оказалась антидотом; о том, как они с братьями в голодном детстве съели ежа, запеченного в глине, и какой он оказался вкусный – не хуже кролика; о том, как он однажды замерз в поле и решил согреться, выдернув высохший куст из земли, а с куста ссыпался скорпион и ужалил его в руку; о том, как он убил змею в руку толщиной, которая подползала к его младшему брату…

Историй было столько, что они могли бы составить репертуар народного артиста разговорного жанра, в том случае, если бы его аудитория сидела не в театре, а на завалинке.

Маргарита, напротив, вспоминала предметы тонкие, художественные и статические, вроде старинных рецептов: как старухи пекли пироги, раскатывая тесто в прозрачный лист, начиняя его кашей, сыром, травами с фетой; или как бабушка Стильяни запекала в духовке свои знаменитые свиные колбаски, фаршированные пшеничным зерном, белым изюмом и апельсиновой цедрой, – лучшие в деревне. А ее пасхальные пирожки из свежего, только что отжатого сыра, пахнущие ванилином и укропом!

Благодаря чувствительности Маргариты супруги стали крупными гастрономическими поэтами. Поэтому больше всего на свете они ценили деревенские гостинцы: яйца с оранжевым желтком (потому что курица ела кукурузу); кусок поросенка, откормленного дынными и арбузными корками и все той же кукурузой; мясистые оливки; овечье молоко, которое Маргарита замораживала в морозилке и потом пускала на пироги траханас, домашнюю лапшу двух видов – завитками и квадратиками и главное – жидкий изумруд оливкового масла, присылаемого им в пластиковых бутылках из-под кока-колы.

Однажды, когда Иосиф и Маргарита уже собрали сумки и собрались уезжать, к ним подскочила соседка тетя Ирини и протянула подарок – живую курицу!

– Съедите дома свежую, парную! – прокричала она, в восторге от своей щедрости.

Иосиф и Маргарита курицу приняли и поблагодарили Ирини, как принято, горячо, но были смущены. При всей привязанности к деревне и бесконечных декларациях своей к ней преданности они никак не ожидали очутиться в ситуации, в которой им пришлось бы свою связь с деревней доказывать не теплым словом, а мокрым делом.

По приезде курицу заключили в ванную и начали размышлять, как им быть. Маргарита подковырнула мужа: – Ну что же ты… мужчина… неужели не сможешь?

Иосиф хоть и пекся о своей маскулинной репутации, но границы своих возможностей представлял себе очень ясно.

– Нет… Вряд ли, – качал он головой.

– Так-таки и не сможешь? – горячилась Маргарита, представившая в уме богатый соус, который она могла бы сочинить из перспективной атлетки, приятно отличавшейся от ее дряблых магазинных родственниц.

– Только если бы у меня был пистолет… Или ружье… А ты бы подбросила ее в воздух. Руками не смогу, – слабовольно мечтал о подельнике Иосиф.

Маргарита задумалась.

– А господин Эвклид? Как думаешь? – спросила она мужа.

– Почему он? Хороший вроде человек.

– Хороший-то хороший… Но мне он кажется немного черствым.

Положась на женскую интуицию, завернули пленницу в полотенце и поплелись к соседу Эвклиду.

Он встретил их в своем стиле.

– Почему вы решили, что я могу? – сухо спросил он у супругов.