О современной поэзии

Спустя двадцать лет я по-прежнему убежден, что общая схема книги верна, но, если бы я взялся ее переписать (частично я сделал это в английском издании «On Modern Poetry», Harvard University Press, 2022), я бы подробнее изложил некоторые ключевые моменты. Пожалуй, больше всего пояснений требует пятый раздел второй главы, где говорится о новой автобиографической парадигме, возникшей после романтической революции, и где выделяются три модели лирики: Gesellschaftslyrik, или общественная лирика, когда «я» произносит не конкретный человек, а тип, роль, персонаж, как в архаичной греческой поэзии или в поэзии трубадуров; то, что называют трансцендентальным автобиографизмом, когда тот, кто произносит «я», совпадает с автором стихов, но повествует о своей жизни в форме, позволяющей не выпячивать все, что относится к его конкретному существованию, предлагая образец универсальной или трансцендентальной субъективности (Джанфранко Контини заимствовал определение «трансцендентальный» у Канта и употреблял его, говоря о Петрарке); наконец, автобиографизм, утвердившийся в современную эпоху, – стремясь остаться в рамках кантовского словаря и чтобы добиться симметрии с прилагательным «трансцендентальный», я назвал его эмпирическим. Подобное решение привело к путанице. Можно подумать, что я утверждаю, будто лирическое «я» в эмпирическом автобиографизме совпадает с реальным «я» автора, будто нет никакой маски, никакой ширмы, что соответствует романтическим представлениям о поэзии, которых сегодня уже никто не придерживается. Разумеется, это не так: эмпирический автобиографизм не отменяет дистанцию между литературной личностью и реальным индивидуумом, который подписывает своим именем книгу стихов, в том числе и потому, что это просто невозможно. Когда кто-то выставляет себя на всеобщее обозрение в письменных текстах или в публичной сфере, в этом непременно присутствует перформативный и театральный элемент, лирическое «я» – это всегда некая персона в этимологическом смысле слова, то есть маска, персонаж-который-говорит-я. Об этом много спорили в трудах по теории лирики, созданных в начале XXI века, особенно после выхода «Теории лирики» Джонатана Каллера (2015). Оглядываясь назад, я полагаю, что стоило написать об этом яснее и, возможно, найти другое определение для третьей парадигмы. Сегодня я назвал бы ее дифференциальным автобиографизмом, как в английском издании книги, чтобы избежать связанной с определением «эмпирический» двусмысленности и подчеркнуть, что главная новизна подобной модели заключается в способности отразить в тексте непохожесть всякого индивидуума на других, в то время как предшествующие парадигмы стремились спрятать ее, затенить или сгладить. При этом мне представляется, что в книге «О современной поэзии» ясно сказано о том, что перформативные теории лирики обычно обходят вниманием, – не все перформативные фильтры работают одинаково. Лирическое «я» никогда не является индивидуумом как таковым, оно лишь модель индивидуальности, конструкция, которую придумали, чтобы показать ее в публичном пространстве книжной страницы или прочесть вслух, поэтому не все модели индивидуальности равносильны, не все они возникают в один и тот же исторический момент, не все ведут себя одинаково. Дистанция между биографией анонимного автора любовной поэзии XIII века и тем, как его биография отражается в стихах, больше, чем дистанция между жизнью Петрарки и тем, как она показана в «Канцоньере»; в свою очередь, Петрарка отфильтровывает минимальные случайные детали своей биографии куда тщательнее, чем Леопарди. Поэт XIII века действует в режиме Gesellschaftslyrik, Петрарка – в режиме трансцендентального автобиографизма, Леопарди – в режиме эмпирического (или дифференциального) автобиографизма, он может делиться подробностями, забавными историями, впечатлениями, описывать мельчайшие оттенки чувств, говорить о сугубо личном – в общественной лирике и в трансцендентальном автобиографизме все это выразить невозможно. Третья парадигма соответствует идее субъективности, которая утверждается в современную эпоху и которая не подавляет, не сглаживает и не сводит к универсальным формам, а всячески подчеркивает индивидуальную особенность. Перформативные теории лирики либо не замечают этот решающий исторический переход, либо учитывают его недостаточно.