О смелых и умелых (Избранное)

Мрозовский с сомнением посмотрел на листовку, предъявленную полицейским.

— Это листовка партии большевиков, они призывают остановить фабрики и заводы, выбирать депутатов в Советы, овладеть Москвой. Рабочие им верят, и, конечно, все активные выйдут на улицы.

— А тут-то мы их и прихлопнем, как в западне! Вот смотрите — мы уже знаем ход рабочих колонн, как обычно, от окраин к центру. Все отсюда и отсюда, сюда.

Генералы склонились, разглядывая красные и синие стрелы, нарисованные на улицах Москвы.

— Мы дадим рабочим беспрепятственно собраться в колонны, пропустим их к центру. А здесь встретим заставами, усиленными пулеметными командами. Уцелевших дорубит кавалерия. Жандармский конный дивизион сосредоточим на Красной площади. Отряды конной полиции спрячутся во дворах.

— Великолепный план! — потер руки Мрозовский. — Замечательный… если его осуществить.

— Пусть только бунтари выйдут на улицы, — покрутил усы жандармский генерал.

— Выйдут, выйдут! Имеем все сведения, — успокоил полицейский чин. Об этом сообщили из Замоскворечья и других районов наши осведомители.

— Так-с, согласен. План ваш одобряю. Что же требуется от меня, господа, как от войскового начальника? — величественно поднял голову Мрозовский.

— От вас? — хитро взглянул на него полицейский чин. — Только одного неучастия!

— То есть? — брови генерала подскочили.

— В Петрограде попытка использовать войска для подавления мятежа плохо кончилась, ваше превосходительство. Казаки рубили жандармов, солдаты шли в штыки на полицейских. Так уж вы своих серых богатырей, пожалуйста, задержите в казармах.

Проглотив пилюлю, генерал Мрозовский поморщился.

— Мои войска пока что верны престолу. Но среди них много молодых солдат… Я уже приказал запереть их в казармах, оружие изъять, даже учебное. Караулы у меня только из юнкеров и офицеров. Чтобы никакие агитаторы…

— Очень своевременная мера, господин генерал! От соприкосновения с агитаторами солдатня быстро портится. Покрепче их заприте. Понадежней! А уж действовать предоставьте нам. Только пулеметиков подбросьте.

— Пожалуйста, господа! — Генерал даже повеселел. Ему представлялся прекрасный случай: сделать грязное дело руками жандармов и полицейских, а самому войти в анналы истории незапятнанным «белым генералом», спасителем царя и отечества.

— И еще… небольшое одолжение, — сказал жандармский генерал, — прошу выдать с ваших складов солдатские шинели, папахи, рубахи, штаны. Словом, все солдатское.

— Это зачем же? Разве наши жандармы, извините, без штанов?

— Вы же понимаете, господин генерал, полицейская форма вызывает у населения раздражение. Псы самодержавия! Пусть рабочие увидят перед собой фронтовых солдат.

— Проще говоря, рабочие полицию бивали. Их нашим братом не испугаешь, — поддержал жандарма генерал Шебеко.

— Шинели не дам! — вдруг уперся Мрозовский.

— Именно шинели нужны, — настаивал жандармский генерал.

— Нет-с! Серая русская шинель не должна быть запятнана… народной кровью!

— Ах вот вы как! Хотите чужими руками жар загрести! — возмутился жандармский генерал.

— Господа, господа! Не будем ссориться в столь ответственный час, вступился Шебеко.

И генерал Мрозовский сдался.

— Строже, решительней, господа. Беспощадней! — напутствовал он отъезжающих генералов. — Пусть чернь знает — мои пулеметы чисто метут!

«Вот какой у меня генерал. Самого царя спасать взялся», — думал Лукашка. Он так замечтался, что очень неловко потянул с ноги генерала левый сапог. Рассерженный старик так наподдал ему, что Лукашка отлетел к подоконнику и расквасил себе нос.

— Болван! — выругал его Мрозовский. — Умей вовремя морду отворачивать!

Но тут же смилостивился, бросил свой носовой платок, чтобы Лукаша утерся. А потом взял со стола офицерский кортик, которым вскрывал пакеты, и сказал:

— Прицепи, за прапорщика сойдешь. Видел, давно ты на него поглядывал.

Лукаша, принимая подарок, поцеловал пухлую генеральскую руку.

НА ВОЗУ БЕРЕЗОВЫХ ВЕНИКОВ

Андрейка и его бабушка стояли у лавки купца Зеленина в хвосте за картошкой. Рядом, у булочной, загибался такой же хвост, а у мясной и еще длиннее. Все лавки были с хвостами. И все заперты! Время открывать, а двери на замках, и хозяев нет. Сбежали, что ль? Иль тоже забастовали? Вот интересно!

И вот еще, виданное ли дело: извозчики забастовали! Что трамваи не вышли, понятно, — отключили ток, и вся недолга. Пристыли к проволоке. А лошадь, ее хлыстни, она и без овса побежит. И нате вам, не только лихачи, ни один извозчик ни за какие деньги никого не везет. Ну ясно, и в белокаменной что-то будет. Как начнут бить, стрелять, так и в лошадей попадут. А лошади-то нынче почем?

Любопытствуя, Андрейка шею отвертел. И вдруг привлек его своей неподвижностью человек. Он стоял ко всему безучастный, уткнув нос в поднятый меховой воротник поношенного пальто. Его толкали, задевали, хвосты передвигались, менялись местами, и непонятно было, в какой же очереди он стоит? Ба! Да это же учитель Фивейский! Бутылка, торчащая из кармана, подсказала Андрейке, что учитель пришел за молоком в магазин Чичкина.