О смелых и умелых (Избранное)

Тут уж Андрейка не зевал. Боком-скоком, прячась за выступами, прижимаясь к заборам, стал следить за ними. Саша довел барышню до большого дома на Дворянской улице, огляделся, вошел в подъезд — не проследил ли кто? — Андрейка под забором затаился, а когда выпрямился, брата уже не было. А в доме долго еще светилось одно окошко.

— Вот оно и сбылось, гаданье-то! Значит, верно Филонихе карты все рассказали. Ну и ну.

Сделав это открытие, Андрейка огорчился. Домой возвращался он в раздумье: сказать бабушке или не сказать? Может, еще и обойдется и Саша убедится, что барышня ему не пара.

Из раздумья Андрейку вывели истошные крики продавцов газет. Мальчишки неслись, размахивая газетами, и орали:

«Труп в проруби!», «Загадочное убийство Распутина!», «Высылка из Петрограда царского племянника Дмитрия Павловича!», «Подозрительные пятна крови на лестнице дворца графа Юсупова!».

Распродавая газеты направо и налево, бежала и Стенька. Андрейка бросился ей помогать. Газеты расхватывали так, что многие совали деньги, не требуя сдачи.

— Ух, здорово! — отирая пот, сказала Стеша, отдав последнюю газету. Побольше бы таких новостей, вот бы разбогатели! — Подсчитав выручку, она тряхнула отчаянной головой и предложила: — Пойдем в кафе!

Андрейка не отказался.

В кафе «Франция» Стеша взяла две чашечки кофе без сахара и пирожное одно на двоих.

— Ты что невесел? — заметила она, наслаждаясь пирожным.

— А чего веселого! — вздохнул Андрейка. — Саша от нас откалывается. Невесту нашел.

— Да кто же печалится свадьбе? — вскинулась Стеша. — Вот у нас беда так беда. Совсем маманя извелась. «Пропал без вести» — это хуже смерти. Ни за упокой души молитву не закажешь, ни за здравие…

Андрейка посоветовал Стеше обратиться к гадалке, которая точно скажет, что случилось с отцом.

Через несколько дней Филониха ужом вползла в Стешину каморку. Оглядывая ее убогое убранство, она опять приметила шаль с каймой. На этот раз Филониха так обворожила Стешину маму лаской, что выцыганила у нее таки единственную ценность.

Забежал Андрейка узнать про гаданье. Смотрит, обе в слезах, а шали нет.

— Ну, чего нагадала?

— Папка в военной тюрьме сидит. Вот чего, — сквозь слезы ответила Стеша.

— А это правда?

— Еще какая! Только что хозяйка приходила, с квартиры гонит. «Не желаю, — говорит, — держать у себя таких, у которых мужья царя ругают и за то в тюрьму попадают!» И показала от своего благоверного фронтовое письмо. А в нем описано, как отец в тюрьму попал. И теперь ему не то под расстрел, не то на вечную каторгу!

Андрейка почесал вихры. У него насчет теткиного гаданья на этот раз возникли сомнения: Филониха недавно хвалилась, что она хочет этот дом купить и что с хозяйкой дома они в приятельстве… Андрейка так скверно чувствовал себя, словно ограбил этих бедных людей, навел на них воров, которые украли красивую шаль.

ВЕСТНИЦА БЕДЫ

Пришел Андрейка домой, а там Филониха.

Она всегда словно чуяла в доме беду. А в этот день отец пришел с шишкой на лбу и, ни на кого не взглянув, сразу лег в кровать. Даже ужинать не стал.

— А где же Саша-то? — полюбопытствовала Филониха, поводя носом. Глаза ее так и горели от нетерпеливого любопытства. Ее словно распирало от каких-то новостей. — Сам-то как?

— Спит, — со вздохом сказала бабушка. — Вчера на заводе какой-то гайкой в него запустили. Очень он обиделся.

— Да как же не обидеться, если гайками! И хорошо, что обиделся. Не надо ему завтра на завод ходить. И на улицу ни-ни… По ним кровушка речкой потечет!

— Ой, да что ты, Фенечка, страсти какие говоришь!

— Еще какие страсти-то! В Петрограде смута великая, бунт поднялся. Рабочие на улицы вышли, а на них полиция. А на полицию войска. А на войска казаки. И все друг дружку бьют-колотят…

На лице Филонихи блуждал испуг.

— Машенька, ты береги своих деточек. Никуда не пускай… И пусть твой грубиян невежливый ни в какие рассуждения, ни в какие митинги не встревает. Сидите все дома, ставенки закрыв. Беда, беда на вашего брата. Всех рабочих на фронт, которые в чем замечены. А новых, надежных, на их место. А которые забунтуют, тем кровь пускать приказано.

— Откуда ты это, сорока, на хвосте принесла? — отозвался отец с кровати.

— Наш Лукаша сам слыхал от генерала своего, который всем войском московским командует. От самого Мрозовского. Генералы между собой разговаривали.

— Подслушал, подлец!

— Не до грубостей сейчас. Не такое времечко. Я говорю во спасение вас как своих родственничков.

— Ну говори, говори. Что там еще-то?

— В Питер войска вызваны с фронта. Все полные георгиевские кавалеры. Отборные, значит, в боях отличившиеся. Пулеметами косить будут правого и виноватого. Кровушка потечет по Невскому, как вода в наводнение!

— Скажешь ты!

— Вот те истинный крест! Георгиевских-то кавалеров на усмирение ведет генерал Иуда!

— Путаешь ты. Есть генерал Иван Иудович Иванов. Не хуже он и не лучше других. Отец его из еврейских мальчиков, царем Николаем Первым еще отобранных.