О смелом всаднике (Гайдар)

Глядя в окно, Гайдар заметил, как вздрогнула сторожиха. Флажок полетел в сторону. Она подхватила с земли ребенка, копошившегося у ее ног, и, крепко прижав его к груди, развернула над головой красный флаг — грозный сигнал бедствия.

Рядом с Гайдаром щелкнул аппарат, и Гайдар повернулся. Фотограф медленно опустил «лейку». Он сделал снимок.

…Слева, низко, над самой землей, шли навстречу поезду два серых самолета с черными крестами на крыльях.

Бомбы легли слева от вагонов. Поезд резко качнулся вправо. Грохот взрывов, лязг буферов, треск дерева — всё слилось в один скрежещущий звук. С криком люди кинулись к дверям. Еще немного — и они сгрудились бы, давя друг друга в проходах…

Машинист затормозил, поезд пошел медленно, останавливаясь, и Гайдар увидел в окно, как на крутом вираже самолеты снова заходят для атаки.

Настенька как будто выросла.

— Ну, кто здесь не потерял голову? — громко сказала она своим высоким, тонким голосом. — Товарищи, помогите, откройте окна. Выскакивайте налево, граждане, там глубже канава. Детей передавайте в окна… Брось мешок, чудачка, бери ребенка…

Гайдар давно стоял рядом с ней, расчищая проход. Когда он обернулся, Настеньки не было. С двумя детьми на руках она уже бежала вдоль насыпи.

— Вот здесь ложитесь и не сметь шевелиться! — услышал Гайдар. — Лежать носами вниз, не поворачиваться! Нос высунешь — фашист отстрелит.

Во второй раз бомбы легли справа. Гайдар еле-еле успел ухватить Настеньку за руки, когда она карабкалась обратно в вагон. Поезд затрясся, сцепление лопнуло.

Самолеты вернулись снова. Обозленные неудачной бомбежкой, фашистские летчики теперь прошивали поезд пулеметной строчкой. Бомбы у них кончились.

Вагон опустел. Когда пулеметная очередь полоснула по стенам, Настенька вела к выходу последнего пассажира.

У самого тамбура Настенька охнула: пуля пробила ей левую руку. Кровь хлынула по рукаву, рука повисла.

— Скорей! — говорила Настенька, когда ей перевязывали рану. — Скорей — слышите!.. Клава! — кричала она соседке-проводнице. — Все целы? У тебя, говорю, целы?

— Це-лы! Це-лы! — отозвалась где-то в поле подруга.

И вдруг радостный крик раздался вдоль состава. От Сухиничей, быстро настигая фашистские самолеты, несся курносый маленький истребитель. Фашистские летчики торопливо отворачивали в сторону и уходили, низко прижимаясь к земле. Весело загудел паровоз, сзывая обратно пассажиров.

Настенька, с удивлением поглядывая на раненую руку, медленно обошла вагон и пересчитала людей.

— Целы носы? — спросила она у ребят и заботливо укрыла их своим единственным на весь вагон «служебным» одеялом. — Спите, родные!

Раненый красноармеец, гремя костылями, прошел по вагону и задержался около ребятишек.

— Маленькая птица, — сказал красноармеец, глядя на Настеньку, — а цыплятам тепло. Хорошо, товарищ, управляешь движением! Начальство медали не даст — свою пришлю.

Главный кондуктор засвистел машинисту: пора! — и скоро раздался протяжный гудок отправления.

Здоровой правой рукой Настенька вынула из чехла зеленый флаг. Закачались флажки и у других вагонов. Поезд тронулся. Гайдар вернулся в свой угол.

— Тсс! — сказал он, поднимая палец. — Без шума, товарищ. Подите поскорей и снимите ее.

— Настеньку? — спросил фотограф.

— Комсомольскую правду, — ответил Гайдар.

Сопровождаемый соседями, с заряженной «лейкой» в руках фотограф вошел в служебное отделение вагона. Ставшая опять маленькой-маленькой, Настенька сидела на лавке и горько плакала.

— Настенька! — сказал фотограф умоляющим голосом. — Вы — героиня, и мне надо вас снять для газеты. Ради бога, успокойтесь!

— Конечно, — рыдая, проговорила девушка, — вам хорошо говорить, а мне больно, мне руку жалко! Не буду я успокаиваться!..

— Снимайте! — нетерпеливо сказал Гайдар. — Снимайте скорее!

— Пленка не очень сильная, а свет слабоват, — сказал фотограф. — Подождите, я сделаю еще один снимок.

Он снял плачущую Настеньку, ушел и долго возился, перезаряжая аппарат. Наконец все было готово. Фотограф на цыпочках отправился опять к Настеньке. Настенька не плакала. Она глядела в окно и пила с Гайдаром чай. Каким-то чудом, одной рукой она сумела туго-натуго заплести косы и даже надела чистый белый воротничок.

Фотограф в недоумении остановился в дверях.

— Снимайте, — сказал Гайдар, улыбаясь. — Ничего не поделаешь.

Такова история двух знаменитых портретов Настеньки Волковой, знатного человека на Юго-Западной железной дороге.

Очерк «Как мы нашли комсомольскую правду», судя по письмам Гайдара, был им послан с фронта в редакцию. Напечатан он не был — видно, затерялся на трудном военном пути.

★

Девяносто первый

Миновав Триполье, машина быстро свернула в сторону.

Гайдар, расстелив на коленях карту, сидел рядом с шофером. Он уже воевал здесь, на Киевщине, и лучше других знал эти места.

— Вот здесь, — говорил он, показывая на заросший крапивой буерак, — они у нас замучили трех курсантов.

— Фашисты? — спрашивает шофер Ваня.

— Гайдамаки, — сказал Гайдар. — Это было еще в гражданскую войну. Петлюровцы… Давай направо…

Машина послушно сворачивала целиной на ближний проселок.