О Шмидте

VII

Приглашение от Гилберта Блэкмена поступило по телефону через его секретаршу. Секретарша была новая или просто по каким-то причинам незнакомая Шмидту, но, поговорив с ней, Шмидт поклялся бы сержанту Смиту, что может описать ее в деталях: среднего роста, чуть полновата, вероятно, младенческий жирок, пепельные волосы, стрижка под мальчика, серые глаза, светлый пушок на щеках и на верхней губе; черная трикотажная кофточка с коротким рукавом и острым вырезом, юбка наподобие килтов «Черной стражи», [24]темные чулки с прямым, как полет стрелы, швом, черные полусапожки. Только он ошибся во всем. Та, кого он увидел мысленным взором — юная бостонская выпускница, окончившая последовательно школу мисс Портер, Смит-колледж и чопорное заведение Кэтрин Гиббс и какое-то время работавшая личным секретарем киномагната Блэкмена, — поскольку олух из Гарварда, который все никак не сподобится довести ее до оргазма, решил, что со свадьбой нужно подождать, пока он не станет дипломированным юристом, — вполне могла бы приходиться нынешней секретарше Гила мамой. Впрочем, не приходится и мамой. По нашим сведениям, дочь столь хорошо памятной Шмидту бостонской выпускницы ведет класс аэробических танцев в Верхнем Вест-сайде и живет с фотографом-афроамериканцем. Нынешняя же секретарша Гила — брюнетка греческого происхождения, сумевшая единственной в семье, где все дети получили высшее образование, приобрести благородный голос и безупречную дикцию. В момент разговора со Шмидтом на ней красная кожаная мини-юбка, такая короткая, что в ней и сесть-то уже неудобно. Брюнетка предпочитает крученый шелк кашемиру и не планирует в ближайшее время выходить замуж кроме всего прочего потому, что мистер Блэкмен — Шмидт об этом не знает, ведь последний раз они с Гилом заговаривали о подобных вещах много месяцев назад — регулярно раскладывает ее на диванчике в святая святых своего офиса, куда из кабинета, где мистер Блэкмен обычно работает, сидя под картиной кисти Миро, [25]можно попасть только через особую дверь. Но это неважно: ностальгическое видение вызвало в Шмидте необычайную податливость. Без вздоха он простил Гилу его неуважение — мог бы позвонить и сам, ведь прекрасно знает, что у Шмидта больше нет секретаря, — и принял приглашение на обед в ближайшую субботу, в восемь вечера, в загородном доме Гила. Как мило! обрадовался волшебный голос в трубке. Гил и Элейн будут рады! По-моему, кроме вас, никого не приглашают.

И вот за пять минут до назначенного часа, чтобы не появиться слишком рано, но и не опаздывать больше допустимого, Шмидт в своем лучшем синем блейзере, слишком шикарном для «О'Генри», но как нельзя лучше подходящем для визита к Блэкменам, нагрузившись подарками (компакт-диски для взрослых и старших дочерей, которых, разумеется, на обеде не будет, и духи для чувственно одаренной малышки Лилли, которую Гил, как казалось Шмидту, незаслуженно оговорил), влез в промерзшую машину. Луна светила такая великолепная и яркая, как над дворцом Османа-паши. Шмидт доехал до Джорджики, где стоял загородный дом Гила. У дома ни одной машины: ни на дорожке, ни под гигантскими азалиями, где иной раз парковался какой-нибудь гость, опасающийся загородить кому-нибудь выезд, но абсолютно безразличный к состоянию Гиловой лужайки. Значит, они и вправду будут одни. Шмидт понюхал зеленые ветки, привязанные к дверному молотку, и позвонил. Под роскошной рождественской елкой в холле сложены подарки — Шмидт добавил к ним свой мешок. Что это, новая причуда Вечного Жида — наряжать елку и вывешивать гирлянду всякий раз, когда он в предрождественские дни разбивает здесь на ночь свой шатер, или Блэкмены и впрямь собираются встречать Рождество в Уэйнскотте? Шмидт направил свои стопы в библиотеку. Хо-хо-хо! возгласил он. А вот и Шмидти, красноносый лапландский олень!

Гил поднялся из своего высокого кресла и широко распахнул объятия. Обнялись без слов — Шмидт почувствовал, как в груди у него что-то сжалось, будто и самое сердце ему стиснули. Все-таки они, что бы там ни было, остались друзьями. Когда он отступил, выпустив Гила, в груди снова шевельнулось. Гил был одет в мягкий толстый джемпер, прекрасный, как разноцветная одежда Иосифа. [26]Такую вещь Гил, Шмидт точно знал, не купил бы сам — это Элейн подарила ему. Значит, она еще любит мужа — физически. Она хочет, чтобы муж был ярким. Шмидт представил себе свитер, который Мэри могла бы подарить ему. Бордовый или темно-зеленый из лучшей овечьей шерсти, подходящий к его твидовому пиджаку. И, пожалуй, с круглым вырезом, чтобы можно было носить без галстука. Крестьянский подход в заботах о муже — не самый плохой, подумал Шмидт, и уж в его-то случае уместен вполне. Он мог бы добавить еще, что никогда не думал о себе как о блестящем самце. Тем не менее, целуя щеку Элейн, он подумал, что со стороны все видится иначе: а каково быть женатым на еврейке? Нужно спросить Гила: он-то пил из обоих колодцев.