Студент-филолог Б. Козловский (ideophrenia katatonica), постоянно галлюцинирующий слухом и осязанием, в состоянии, переходном от атоничности к кататонической экзальтации, вдруг прервал свое молчание и (не прекращая, однако, лежания в постели) стал жаловаться, что «они» (т. е. невидимые преследователи) устраивают ему самые непозволительные штуки, сажают ему на лицо обнаженных женщин, прикладывают последних к его половому члену и т. п. На вопрос, ясно ли он видит этих женщин, больной отвечал утвердительно, но, когда я выставил на вид невозможность для каких бы то ни было женщин забраться в его комнату, Козловский объяснил: «Я и не полагаю, что они на самом деле сюда входят; да и не так я их вижу, как если бы они здесь были в действительности. Я их вижу только потому, что мне нарочно показывают их «они»; для этого им приходится подвергать мою голову действию электрического тока».
К больному Григорьеву (учитель городского училища) одно время привязался псевдогаллюцинаторный образ другого больного, В.., комната которого находилась на противоположном конце коридора. Когда В. выходил в сад, расположенный за зданием больницы так, что Григорьев из окна своей комнаты никак не мог видеть своего, как он его называл, «мучителя», Григорьев все-таки жаловался, что не перестает его видеть. – Вы видите сквозь стены? – спросил ч однажды этого больного. – «Да, сквозь стены; можно видеть и сквозь стены, если они известным образом обработаны..» Когда я пожелал узнать подробнее о такой способности видеть сквозь стены или на очень далекие расстояния, больной ответил мне так: «Вы ни за что этого не поймете, если вы ничего не читали об ясновидении».
К псевдогаллюцинациям зрения принадлежит, как мне кажется, и следующий случай, приводимый у Шюле. Некто со слезами жаловался, что он не может слушать рассказов, так как все, что рассказывается, он неизбежно видит перед собой, видит все те местности и те лица, о которых идет речь. – И вы видите как в действительности? – спрашиваю его. – «Я собственно не знаю, переношусь ли я туда, или это просто сон, или что другое» – было ответом. Шюле видит здесь зрительные галлюцинации столь слабого чувственного тембра, что больной находится как бы в сомнении относительно реальности и объективности видимого им. Я же твердо убежден, что при настоящих зрительных галлюцинациях, если бы они даже были в отдельном случае весьма неопределенны по содержанию и бледны красками, никакое сомнение в их объективности невозможно. Попробую объяснить это на примере. Когда я хожу вечером по комнате, освещенной с двух различных пунктов двумя свечами, я отбрасываю от себя на стены очень бледные тени; но эти бледные тени в моем восприятии суть явления, относительно объективности и реальности которых во мне не может быть даже и намека на сомнение. То же самое и неясные, мало отчетливые галлюцинации; при всей их неопределенности они все-таки будут для непосредственного чувства больных (я не говорю о суждении, которое, разумеется, может отрицать их объективное происхождение) настолько же объективны и действительны, как для меня упомянутые бледные тени; в противном случае это уже не галлюцинации. С другой стороны, «визитные карточки» Лашкова, его крест с надписью «свобода» и пр. суть чувственно весьма определенные, живо окрашенные зрительные образы, но тем не менее их субъективное значение отлично чувствовалось больным, который резко различал их не только от действительности, но и от настоящих галлюцинаций.
Псевдогаллюцинации слуха у людей здоровых и душевнобольных
Переходим теперь к специальному рассмотрению псевдогаллюцинаций слуха.
Весьма часто душевнобольные имеют определенные слуховые восприятия, слышат шумы (например, шум шагов), тоны, отрывки музыкальных пьес, слова, фразы, иногда даже длинные разговоры нескольких голосов, однако сами резко различают этого рода явления от настоящих слуховых галлюцинаций и объясняют, что здесь они слышат ухом не телесным, а духовным или внутренним. Гризингер33 справедливо говорит: «Эти внутренние голоса имеют характер расспросов или обращений как бы со стороны постороннего лица; некоторые больные называют это духовным языком, языком души»[53]. Но Гризингер совершенно не прав, уверяя, что эти внутренние голоса беззвучны и что они суть не более, как весьма живые представления. Что внутренние голоса не беззвучны, видно уже из того, что они качественно бывают различны, так что больной обыкновенно в состоянии различить, кто именно из знакомых ему лиц говорит с ним посредством «языка души». Я могу положительно утверждать, что чувственный тон внутренних голосов большей частью бывает весьма определенным, причем могут ясно обозначаться высота и тембр звуков, повышения и понижения голоса, совершенно параллельно тому, как зрительные псевдогаллюцинаторные образы имеют вполне определенные очертания и расцветку.