Приемная Барбура – некоронованного короля, босса и хозяина Комплекса – представляла собой обширный зал с четырьмя окнами, выходящими на задний двор. На чисто выметенном полу вдоль стен были набросаны матрасы, булькал чайник на газовой плите, с потолочных крюков свисали несколько масляных ламп. В углу, за низким столиком, развалясь на подушках, возлежали трое: здоровенный бугай с бугристыми от мышц плечами, молодой напомаженный красавчик и человек неприятного вида и неопределенного возраста – тощий, плешивый, с маленькой головкой и остро нацеленным утиным носом.
– Привет, Барбур, – сказал Боаз, останавливаясь посреди комнаты и стряхивая с плеча рюкзак. – Это от Шимшона.
Тощий кивнул и легко поднялся с матраса. В его облике и впрямь было много такого, что напоминало лебедя: длинная шея, волнообразно, вперед-назад-вперед изогнутая спина, немигающий взгляд кругленьких глазок, нос клювиком. Отчего-то эти детали, вполне привлекательные в птице, выглядели отталкивающими в человеческом воплощении.
– А это, стал-быть, от тебя? – Барбур обошел вокруг Цахи. – Заезд на отдых, стал-быть. Тебе сколько лет, пацан?
– Шестнадцать, – спокойно отвечал Цахи.
– Мой кореш по интернату, – помог другу Боаз. – Давно в деле. В Рамат-Авиве наседкой сидел, пока не повязали.
Барбур с сомнением покрутил клювом.
– Давно в деле! – фыркнул из своего угла напомаженный. – На фига тебе малолетки, Барбур? Развел тут детский сад…
Хозяин Комплекса словно ждал этого вмешательства.
– А тебя, Кац, никто не спрашивал. Разве в годах дело? Ты вот на два года старше, а ума – чуть, одна борзость… – он снова повернулся к Цахи. – Только учти, пацан, отдыхать у нас не придется. Тут пахать надо.
– Слыхал, – кивнул Цахи. – Забесплатно в Комплексе только собаки лают.
Барбур удивленно крякнул.
– Молодец. Быстро усваиваешь… Стал-быть, так и решим. Поможешь пока гидам, а там посмотрим – может, и на что другое сгодишься… – он сделал знак парнишке-проводнику: – Бенизри, сгоняй-ка за Ромео.
– Бенизри туда, Бенизри сюда… – недовольно буркнул парнишка, который тем временем успел налить себе кофе и залечь на матрасы. – Что я тебе – йо-йо?
Кац наставительно поднял палец:
– Давай-давай, йо-йо. Босса уважать надо, слушаться. Учил я тебя, учил, а ты все никак не усвоишь…
Улыбался он нехорошо, словно нож вынимал – уголки рта не ползли вверх, к ушам, а резко раздвигались в стороны, открывая опасную острозубую щель. Вздохнув, парнишка отставил стакан и поднялся на ноги. Как видно, напомаженного Каца он побаивался куда больше, чем хозяина Комплекса. Цахи покосился на Боаза – компания Барбура выглядела не слишком приятной. К счастью, от них не потребовалось оставаться здесь. Пришедший через несколько минут длинный нескладный парень со странным прозвищем Дикий Ромео увел Цахи и Боаза к себе, на восьмой этаж корпуса Эй.
В комнате гидов было темно и тихо.
– Все спят, – вполголоса объяснил Ромео и посветил в угол на груду матрасов. – Ложитесь и вы. Одеяла там же. Утром поговорим.
Назавтра Цахи проснулся от почудившегося ему запаха домашнего уюта. Суть этого запаха угадывалась с безошибочной уверенностью – тем более удивительной, что Цахи никогда не знал ни особого уюта, ни настоящего дома. Лелея в себе это замечательное ощущение, он какое-то время лежал с закрытыми глазами и даже попробовал отступить назад, в сон, дабы продлить неожиданное счастье. Увы, диспозиция не располагала к подобному отступлению: солнце наотмашь хлестало по плотно зажмуренным векам, а неуклюжий маневр переворота на другой бок неизбежно потревожил бы хрупкую материю сна, а следовательно, и запаха. Вздохнув, Цахи сел, потянулся и открыл глаза.
Он сидел на полу большого, залитого солнцем зала – как видно, углового, потому что две его стены выходили – вернее, настежь распахивались – наружу, в пустыню, сияющую нестерпимо яркой голубизной. Казалось, что там, за голыми оконными проемами, играя огранкой, колеблется огромный кристалл, собирая и вновь разбрызгивая мириады цветных, исчезающе мимолетных световых пучков. Две другие стены и потолок были сплошь, как спина баскетболиста, татуированы цветными граффити. «Тали, Тали, Тали… – прочел Цахи. – Я люблю тебя, Тали… Тали, Тали, Тали…» – и снова, и снова, и снова. Других надписей в зале просто не существовало.
Зато запах… запах существовал!.. – и не только во сне, но и наяву! Он исходил от газовой плиты, рядом с которой, помешивая ложкой в кастрюльке, стояла пожилая женщина в халате и домашних туфлях. Ее длинные седые волосы были аккуратно заплетены в косу. Почувствовав на себе взгляд, женщина обернулась.
– Проснулся, Менаш? – сказала она, сопроводив эти слова улыбкой, такой же уютно-домашней, как туфли, халат и запах из кастрюльки. – Иди завтракать, мальчик.
Словно разбуженная звуком ее голоса, тень углового пилона качнулась, сдвинулась и превратилась в черного парня. Он поставил на пол бинокль и, шлепая по полу босыми ногами, подошел к Цахи.
– Привет. Проснулся? Ромео сейчас придет.
– Где Боаз?