О мифах и магии (ЛП)

Что он сделает, когда она вернется в тупик Прядильщика? Выставит её вон, закроет дверь на засов, прокричит через исцарапанное окно, чтобы она уезжала домой и не возвращалась больше? Сейчас Гермиона полностью отдавала себе отчет в том, что вчера они оба были пьяны. Но Гермиона знала, что инициатором была она, это она дала делу ход. Муть, кружащаяся в желудке, остро напоминала о том, что, во-первых, ей хотелось бы, чтобы они оба были при этом трезвы, а во-вторых, ей казалось, самую чуточку, будто она воспользовалась ситуацией. По какой-то глупой причине она надеялась, что полная сумка продуктов и жирный, плотный английский завтрак отчасти сгладят неопределённость их связи и вернут их на прежние позиции. Но магазины были закрыты, а местные ресторанчики ещё не распахнули свои двери навстречу похмельным гулякам, отмечавшим Новый Год.

Когда холод стал нестерпимым, Гермиона постучалась в дверь дома в тупике Прядильщика.

— Магазины закрыты, — сказала она, прежде чем Снейп успел спросить, где она была. Он не выглядел ни озабоченным, ни раздражённым, его лицо просто… ничего не выражало.

Дело было ещё хуже, чем она думала.

Тем не менее, он заварил чай, они позавтракали сухими хлопьями, и никто не проронил ни слова о прошлой ночи. День прошёл почти так же, как все предыдущие дни: в тишине за книгами, теориями и замечаниями. Гермиона посасывала липкие леденцы, которые нашла на дне своего рюкзака. Снейп не ворчал, когда она кашляла, забыв прикрыть рот рукавом.

В какой-то момент она обнаружила, что рисует карикатурную Гермиону в своём дневнике, а Снейп низко склонился над её плечом, дыша ей в ухо и, видимо, не замечая, как она напряглась от его близости.

— Что вы делаете? — спросил он.

— Это Другая Гермиона. — У Другой Гермионы была такая же огромная копна волос, но два её передних зуба не доставали до нижней губы, как было в реальности. — Если она существует или существовала, эта другая Гермиона. Я записываю всё, что мы знаем обо мне — о ней, о её мыслях, чувствах, прошлом и так далее. То, что я помню и что оказывается бессмысленным применительно к моей жизни.

— Годная мысль, — заметил Снейп, и она покраснела от неявной похвалы.

Она продолжила рисовать. Рисовала Гермиона не так хорошо, как Дин — это он сделал набросок единорога от 20 мая и грифона от 3 июня. Но таким удовлетворением было излить своё разочарование чёрными чернилами, сделав глаза Другой Гермионы тёмными, изогнув уголки её губ во всезнающей ухмылке.

Рядом с рисунком она начала свой список:

Другая Гермиона Грейнджер:

Волшебница, в некотором роде. Владеет орудием того, что мы можем называть «магией», и умеет делать то, чего не умею я.

По-видимому, влюблена в парня по имени Рон, что объясняет мою склонность к рыжеволосым.

Знает Северуса Снейпа?

Не сумасшедшая.

На предпоследней строчке она заколебалась, почти написала «Боится Северуса Снейпа», но передумала. Впрочем, Снейп увидел своё имя и спросил:

— Что вы помните обо мне?

— Вы появлялись в моем сне. Не знаю, реальным ли он был, то есть — не знаю, свидетельствовал ли он о том, что мы… не можем… вспомнить. — Она нажала на бумагу сильнее, и над «С» в слове «Снейп» расцвела клякса. — Думаете, мы с вами встречались?

— Мне не снятся сны, — ответил Снейп.

Гермиона уже рисовала его, обращаясь с чертами его лица гораздо бережнее, чем обошлась со своими.

«Другой Северус Снейп», — написала она большими буквами и подчеркнула длинной летящей вниз линией.

Затем взглянула на Снейпа, не представляя, что писать дальше, кроме «Профессор?» — и даже это она написала с неким трепетом, начиная подозревать, без всяких доказательств противного, что Снейп должен быть именно её профессором. Об этом она совершенно не желала думать сейчас, только не сейчас, не после, не… никогда.

Снейп глянул на страницу, насупился.

— Я не знаю, — сказал он.

«Лили Эванс», — написала Гермиона под его именем, и Снейп издал неопределённый звук, но не возразил.

— Неприязнь к змеям, — признался Снейп, и Гермиона записала это под именем Лили, а также «Олень» и «Неверный Дом?».

Помолчав ещё немного, Снейп вздохнул:

— Иногда мне кажется, что этот мир ещё добр ко мне — добрее, чем был бы мир магический.

— Это почему? — спросила Гермиона, по-прежнему держа перо наготове и не зная, что писать.

— Не думаю, что магия мне помогла бы.

Она постучала кончиком пера по бумаге, и чернила расплылись по полям страницы.

— Вы мне не верите, — сказал он.

— Не знаю.

— Если Другой Северус Снейп, — его голос был ироничным и слегка горчил, — родился от того же отца, сомневаюсь, что его детство было чем-то лучше моего.

— Может быть, вы бы завели друзей получше, — сказала Гермиона, пытаясь приглушить свое разочарование. Ведь именно он, когда развеялись первые сомнения, казалось, так жаждал найти то, что они искали. Именно он, когда она никак не могла подобрать слово для этого ощущения иного, так быстро предложил слово «Власть». — И не попали бы в тюрьму, и имели бы успешную, приносящую удовлетворение карьеру.