О материалистическом подходе к явлениям языка

«…Значением слова является не предмет, а его отражение в человеческом сознании. Значением слова является понятие» (с. 32).

Были и другие попытки критики знаковой теории.

Р.А. Будагов в целом отрицает данную теорию:

«…Любой национальный язык – это не только определенная система обозначений, но и результат своеобразного отражения всей деятельности людей, говорящих на данном национальном языке… Концепция знаковой природы языка необычайно обедняет природу национальных языков, а следовательно, и лингвистику, науку об этих языках»[65].

Пытаясь объяснить, почему знаковая концепция национальных языков резко обедняет возможности самих этих языков, он ссылается на высказывания Э. Бенвениста о том, что семиотика совершенно не интересуется отношением языка к действительности, к реальному миру, в котором живут люди[66].

«Изучать систему языка ради самой этой системы, одновременно не интересуясь, как с ее помощью ориентируются люди в окружающем их мире – это действительно отказаться от самого главного в лингвистике… Если значение слова – это неотъемлемая часть слова, входящая в него органически, если без значения нет и самого слова, то, следовательно, слово не может быть простым знаком»[67].

«Серп и Молот в нашей стране – это знак союза рабочих и крестьян. Но сам этот союз осуществляется до знака и независимо от знака. Следовательно, знак не включает значения, он односторонен, тогда как слово органически включает значение, оно двусторонне. Зеленый цвет на дороге может служить показателем разрешения движения. Но знаком является не разрешение движения, а только зеленый цвет как показатель этого разрешения» (там же, с. 53).

«Ученые должны подходить к понятию знака с учетом постоянно действующих отношений: Знак → значение → вещь (явление)… В науке о языке сам знак может быть только в системе указанных отношений» (с. 52).

На конкретном примере Будагов пытается показать, как следует понимать взаимоотношение знака, значения и вещи (явления).

«После изобретения пороха в XVI веке французское существительное poudre, которое раньше имело значение пыль, приобрело дополнительное значение пороха. Позднее эта полисемия была устранена. Poudre стало служить для наименования пороха, a poussiére для наименования пыли. Разыскания в сфере знак → значение → вещь позволяют установить причину смены значений. С конца XVII в. слово poudre в значении пыли вообще стало вы ходить из употребления. Сходным образом понятие порох и пыль разграничены в испанском и португальском языках. Итальянский язык не знает этой дифференциации. То же самое имеет место и в румынском языке» (с. 53, 54).

Из всех этих рассуждений Будагов делает вывод: