О маленькой птице размерами с остров

Настало утро. Жуткие зрелища каждого утра казалось, говорили о том, что в городе больше никого не должно остаться. Выглядело это так – выходя из землянки, ты смотришь на небо и опускаешь свой взгляд ниже, на холмы с редкими деревьями, небо отражается на них, сегодня оно совсем серое, облака его чуть темнее, прикрывают холмы и ниже видно столь же серое поле, словно после войны оставленное раскуроченным, с буграми и ямами. Бугры те совсем черные. Позади землянки было нечто еще более страшное, то была огромная куча, сваленные словно земля, один на другом лежали люди. Обыкновенно, Каин приходил первым и разгребал тела по земле, чтобы им не было так тесно, пока Бен и Чарли копали новые ямы. В это утро Каин пришел на то место как всегда. Один человек свалился из кучи, стал хрипеть, а затем и кашлять, он приподнялся на локоть и Каин его угадал.

– Ник! Ник! Ты! ты! я узнал тебя, я тебя вижу, развалина. Что ты забыл здесь? Ты умираешь? Да ты умираешь мой друг, вон она как взяла тебя проказа за самые жабры вытянула из твоей пучины, прогрызла камень и айда в самый Стикс и нырнула, уперла тебя, да ко мне принесла. Ты ли это друг мой? Зачем ты, ну зачем же если я знаю что это ты? не уж-то тебе не жаль их? Видишь ли ты себя теперь, такой ли ты бог, скажи?

Прокаженный сел, глядя в безумные глаза Каина и сам безумно начал улыбаться.

– Так, так оно все! И ни как иначе быть не должно. Сожрут они друг друга, разрастется свора, что и месту не будет и пожрут. Как же иначе, как ты думал, все это станет? Мне ли одному управлять ими или ты видишь себя другим, тем кто каждого спасет? А их от себя от самих же спасать и нужно. А я спас, и как должно сделал.

– Ну какой же ты бог?! – с ударением на последнее слово прокричал Каин, сначала смеясь, а затем беснуясь, – ты неправду мне всю говорил, и привиделось тебе все как и мне. А теперь ясно вижу я, как умираешь ты, ты человек. Ух, ну какой же ты бог, что если и сам от себя не упасся? Зачем ошарашил ты меня, зачем пришел?

Теперь уж прокаженный смотрел, словно человек при светлом уме, на бесноватого или юродивого. Смотрел как грешник в глаза сатаны, полные безумства и в своем безумстве вольные. Каин прекратил свою речь, долго смотрел на него, широко раскрыв веки, так широко, что один только череп с глазами и видел тот прокаженный, покуда не помер. Каин опустился на колени принял в свои руки его голову, поцеловал его, попросил у того прощения и встал. Позади Каина уже давно стояли Бен и Чарли, они видели почти всю эту сцену, и притом все молча. Каин повернулся к ним лицом уж больше не выражавшим эмоций и только слезами на щеках.

– Это не он, – с грустью и еще больше со смущением сказал Каин.

Целый день после, Каин не сказал ни слова, а все будто вспоминал о чем-то. Чарли стало совсем худо, и Бен под вечер все же не выдержал, чтобы не заговорить снова о побеге. Каин вопреки внешней отрешенности, живо вступил в разговор, так словно это его весь день и волновало. Условились не убивать стражников, по ряду причин, что их непременно хватятся искать, если только убить стражников, во-вторых, их могут самих перебить при попытке, но никто не сказал главного, что убить они не смогут, именно мыслью убить, не физически. Физически все можно превратить в однородную массу и не замечать вовсе, в порядке вещей столяру быть в опилках, а конюху в навозе, а вот морально решиться на убийство и палачу будет в тягость. Как бы не требовало положение, и какими благими бы не были твои намерения, в душе ты знаешь, чем это кончится. Ни какое раскаянье, не сделает тебя светлее, всю жизнь тебе ходить с отметиной этой, и от того жаль тебя. Ну а как же может быть жаль, того кто убил? Нет, с тем кого убивают ясно, а вот другой то, ведь и он страдать может. Это какой человек, но если пожалеть того, дать ему раскаяться, то может уж дальше-то он делать худого не станет, а может как раз потому и убьет, что знать будет с начала с самого что простят. Между делом Каин снова полез в философские рассуждения, когда Бен уже готов был снять вопрос, и последнее что сказал Каин, было мнение собственное, от себя самого. – «Жалеть все же не нужно, тот, кто и впрямь чувствует вину, вынесет проклятия и доказывать ни кому не станет, ведь тому кого он убил уже не докажешь, а стало быть только на душе этот суд и может происходить».

– У меня есть одна идея Джим.– вкрадчиво проговорил Бен, –я их отвлеку, как нужно, подожгу их каморку, когда они будут на улице, а вы бегите.