o f8584337f830f4e2

стоял напротив, а в другой половине отражалось тёмносинее небо. Поэтому вся улица

казалась зелёной, синей и ещё яркожёлтой от весёлого солнца.

По обломкам кирпичей, цепочкой брошенных в воду, пробегали ребята в

расстёгнутых пальтишках.

Шурик слышал их голоса и понимал, что этим мальчишкам очень весело.

Только серый телеграфный столб не радовался весне. Он стоял у забора, прямой и

скучный. Ктото слепил из последних крупинок чистого снега комок и швырнул его в

столб. Комок прилип, сразу потемнел, и от него потянулась вниз влажная полоса.

Казалось, что одноглазый столб плачет об ушедшей зиме…

Шурик смотрел в окно до тех пор, пока от яркого света не заболели глаза. И сегодня

впервые улица не казалась ему унылой и надоевшей…

Шурик приехал сюда с мамой с Севера, из далёкого шахтёрского посёлка. В новом

городе он не видел пока ничего, кроме светлозелёного дома и серого забора за окном.

Болезнь подкралась к Шурику ещё в поезде, и, когда ехали в такси с вокзала, Шурик уже

не смотрел по сторонам. Он не помнил даже, как выглядит снаружи тот самый дом, где он

живёт сейчас. И поэтому Шурику казалось, что весь город состоит из светлозелёных

трёхэтажных зданий и серых заборов…

Болел Шурик целых десять дней.

Пока у него держалась температура, мама была дома. А потом она стала ездить на

работу – на завод. Выходить на улицу Шурику она не разрешала. И начались скучные дни.

Вспомнилась школа, где он раньше учился. Вспомнились друзья из четвёртого "Б", но от

этого веселее не становилось, потому что сейчас Шурик всё равно был один.

Иногда только приходил маленький первоклассник Алька. Он жил на втором этаже,

прямо над Шуркиной квартирой. Алька всегда осторожно стучал в дверь, потом зачемто

вытирал о коврик у порога совсем чистые подошвы ботинок и спрашивал:

– Болеешь ещё?

– Да так… Чутьчуть, – говорил Шурик. Алька садился на краешек кровати, упирался

локтями в колени и ладонями подпирал щёки. Он мог так долго сидеть и молчать. Лицо у

Альки делалось задумчивым, а светлый хохолок на затылке торчал, как маленькая антенна.

Какие мысли крутились вокруг этой антенны, никогда нельзя было угадать. Иногда он

вдруг говорил:

– Если от Земли на тыщу километров подняться, то видно будет наш город или уже

не видно?..

Или заявлял:

– А у нас Валерку повесили.

– Как? – подскакивал Шурик.

– За ремень. Валерка во двор выбежал, а десятиклассники взяли и зацепили его

ремнём за палку на палисаднике. А потом звонок зазвенел. Все убежали, а он не мог

отцепиться. Так и висел.

– А потом?

– А потом десятиклассники в свой класс пришли и его в окно увидели. Сбегали,

сняли поскорей и к нам в класс привели. Людмила Ивановна говорит: "Ты где был?" А они

говорят:

"Мы его по делу задержали".

– Попало им?

– Нет, не попало. Они большие. А Валерка говорит, что висеть хорошо. Только живот

надавило.

А иногда Алька рассказывал про четвероклассника с удивительным именем Лапа.

Лапа был добрый. Он был сильный. Он умел ловить птиц, дрессировать кошек и

немного ездить на мотоцикле.

– Мы с Лапой вчера в кино ходили, – говорил Алька. – Два раза…

– Мы с Лапой новую западёнку делаем, – говорил Алька. – Четыре хлопушки будет.

На пружинах…

– Лапа говорит, что бывают корабли с крыльями…

Шурику было хорошо с Алькой. Спокойно. Не скучно.

В обеденный перерыв пришла мама. По привычке пощупала Шуркин лоб: нет ли

жара? Потом спросила:

– Задачи решал? Боюсь, отстанешь ты в школе…

– Решал.

Шурик взял со стула тетрадку. Он сегодня выбрал задачки полегче и поэтому решил

целых три.

– А дальше – всё. Чистые листы, – поспешно сказал Шурик, когда мама посмотрела

последнюю задачу. Он поскорей потянул из маминых рук тетрадку, потому что в середине

её, на развороте, был нарисован город.

Это был удивительный город. Шурик рисовал его не сразу. Он брал карандаши, когда

за окном висел пасмурный полумрак и мокрый снег прилипал к стёклам. Шурик рисовал

красные, оранжевые, синие и жёлтые домики с разноцветными стёклами, с башенками и

флюгерами на крышах. Одни дома вытянулись в прямую улицу, другие карабкались по

склонам крутого холма. Деревья, похожие на зелёные облака, шумели над пёстрыми

крышами, а над холмом улыбалось жёлтое солнце.

Когда Шурик брался за рисунок, забывал он про слякоть на улице, про своё

воспаление лёгких, про скуку. Он будто сам бродил по разноцветному городу, и солнце на

листе в клеточку казалось настоящим.

А потом на листке не осталось места, и рисунок както сразу потускнел. Так всегда

бывает: пока чтонибудь делаешь, тебе весело, а как закончилось дело, сразу становится

скучно.

Когда мама ушла, Шурик вынул из тетради листок с пёстрым городом и приклеил его

хлебным мякишем к обоям. Он это сделал не потому, что рисунок снова понравился ему, а

просто так. Надо было кудато девать его: ведь в тетрадке по арифметике не место

сказочным городам…

А вечером картинку увидел Алька. Он заметил её ещё с порога и в первый раз забыл

вытереть о коврик подошвы.

– Ух тыы… – тихо сказал он. – Это ты рисовал, Шурик?