Валерка сразу засмеялся. Он любил смеяться. А Женька хохотала так, что рассыпала
портфели и сама свалилась на бок.
Шуршун терпеть не мог, когда ктонибудь весело смеялся. Кроме того, он давно хотел
отомстить Альке и Женьке за насмешки. Он полетел к котельной, поднял там с земли
несколько крошечных острых угольков, смешал их со снежной пылью и понёс навстречу
ребятам.
Валерка, всё ещё смеясь, подставил снежному облаку лицо. Было очень приятно,
когда снежинки таяли на разгорячённых щеках, А Женька не решилась подставить лицо
снегу и закрылась шапкой с пушистым помпоном.
Потом они взглянули на Альку и увидели, что он совсем не смеётся. Он стоял,
опустив голову, и тёр кулаком глаз.
– Ты что? – удивилась Женька.
– Соринка попала, – сморщившись, сказал Алька.
– Больно? – сочувственно спросил Валерка.
Алька не ответил. Ему было так больно, будто глаз проткнули иголкой. Слезы сами
собой бежали по щекам.
– Не три кулаком, – сказала Женька. – Дай я соринку языком вытащу. Я умею.
Она была просто сумасшедшая! Алька даже подумать боялся, что ктото может
дотронуться до его больного глаза. Он его и открытьто. никак не мог, а рука сама
прижималась к лицу.
– Нука, покажи, – велела Женька.
– Убирайся! – крикнул Алька. – Как дам!
Женька скривила губы и сказала:
– Недотрога! Испугался!
Алька одним глазом поглядел на санки, схватил свой портфель и трахнул Женьку. Но
если смотришь одним глазом, да ещё сквозь слезы, всё кажется какимто перекошенным. И
Алька промахнулся. Он треснул портфелем не по Женьке, а по собственной ноге. А
Женька отскочила и запела:
– Недотрога… Алькакаралька!
– Опять вы… – жалобно сказал Валерка. – Ну хватит вам!
Он больше всего на свете не любил, когда ктонибудь ссорился. Сам он никогда не
обижался и ссорился очень редко. Валерка был весёлым и улыбался почти каждую минуту.
А когда ктонибудь начинал ругаться, лицо у Валерки делалось грустным, будто он вотвот
заплачет.
– А тебе какое дело? – сказала ему Женька. – Ты не лезь.
Алька снова тёр глаз кулаком, но другим глазом следил за Женькой. И думал,
погнаться за ней или не стоит.
Валерка взял Женькин портфель, поставил его на покрытый снегом тротуар. Алька
видел, как уходил Валерка. Он тащил санки, будто они были тяжёлыетяжёлые. А на санках
лежал только один Валеркин портфель.
Дома Алька долго промывал глаз водой, и соринка, наконец, выскочила. Но
настроение всё равно было плохое. Он сел готовить уроки и даже решил два примера, но
потом бросил ручку. Делать домашние задания один он не привык.
Алька вспомнил, как Валерка тащил на санках свой портфель, и ему стало совсем
грустно. Даже злость на Женьку пропала. Он походил по комнате, потом натянул пальто и
шапку и выскочил на улицу.
На улице он сразу увидел Женьку. Она шла в ту сторону, где стоял дом Валерки.
Пошёл и Алька.
Они шли по разным сторонам тротуара и делали вид, что вовсе не знают друг друга.
Потом Женька протянула, будто сама с собой разговаривала:
–А я к Валерику пошла, воот…
– Больно ты ему нужна! – не оборачиваясь, сказал Алька.
– Я у него задачник забыла, – проговорила Женька, разглядывая на ходу небо с
клочковатыми облаками.
– А я… я тоже забыл… – Но Алька так и не придумал, что он забыл у Валерки. И
решил больше с Женькой не разговаривать.
Только както так получилось, что шагали они уже не по разным краям тротуара, а
посередине, совсем близко друг от друга.
– Соринкато всё ещё сидит в глазу? – тихо спросила Женька.
– Выскочила, – вздохнул Алька и зачемто потёр глаз кулаком.
– Не три варежкой, – строго сказала Женька. – Натрёшь – ещё пуще болеть будет.
– Да уже не болит, – сказал Алька. – Это я так.
Они поравнялись со старым домом, и Алька грохнул кулаком по ржавой трубе.
– Это всё изза него.
– Изза Шуршуна?
– Конечно, – смущённо сказал Алька. – Это он соринку мне в глаз запустил.
– Вот вредняга! – посочувствовала Женька. – Запереть бы его тут.
Оба поглядели на трубу.
– Как его запрёшь? – сказал Алька. – Это всётаки ветер.
– Сделать деревянную затычку, – развеселилась Женька. – Сделать вторую. Внизу
трубу заткнуть и вверху…
– А на боках у трубы вон сколько дыр.
– Даа…
– Ну его, – махнул варежкой Алька. – Всё равно соринки уже нет. Ничего у него не
вышло.
Шуршун в трубе тихо завыл от досады. А они зашагали быстробыстро, чтобы
поскорей прийти к Валерке, который, наверно, совсем загрустил один.
Город Весенних Птиц
Ветер за окном морщил лужи, и от воды во все стороны разлетались солнечные
зайчики. Двадцать или тридцать зайчиков влетели в комнату и плясали на потолке прямо
над Шуркиной кроватью. Шурик лежал и целый час смотрел на их солнечный танец. И
думал, что теперь уже совсем настоящая весна.
Шурик перевернулся на живот и сквозь прутья кроватной спинки стал смотреть на
улицу. Тающий снег у забора торчал грязными острыми зубцами. По всей улице разлилась
громадная лужа. В половине лужи отражался трёхэтажный светлозелёный дом, который