o f8584337f830f4e2

– Никакого хулиганства. Мы совсем наоборот…

– Ну и шагайте отседова, раз наоборот. И нечего собаку со двора сманивать! Брысь! –

Она подняла хворостину, и Родька пушечным ядром влетел в ящик. Стасик и Борька

зажмурились, но остались на месте.

– Непонятно вы говорите, – начал Борька, приоткрывая один глаз. – При чем тут

хулиганство? Разве можно считать хулиганами всех людей?

– Я про людей и не говорю, – ворчливо ответила бабка. – А вас еще сколько надо

палкой учить, пока людями станете.

– Не все же палкой. Можно и похорошему, – ввернул Стасик.

– С вамито?

– С нами, – твердо сказал Борька. – Мы к вам по хорошему делу пришли. Починить

чтонибудь, если надо, помочь гденибудь. У нас пионерское звено для этого создано.

Шефская работа.

– И чего это мне помогать… – неуверенно сказала бабка.

– Мало ли чего! – перешел в наступление Борька. – Забор починить или крыльцо…

Или вон дверь на сарае! Ну, что за дверь!

– Чихнешь – и отпадет, – сказал Стасик.

Дверь и правда была никудышная. Три коекак сбитых доски висели на одной петле.

– Мы бы вам такую дверь отгрохали, – мечтательно сказал Стасик.

“Отгрохали”, опасливо повторила бабка. – Еще стянете чегонибудь из сараято.

Братья Дорины оскорбленно вскинули головы.

– Вопервых, – сказал Борька, – мы не жулики…

– Вовторых, – сказал Стасик, – было бы что тянуть! Золото, что ли, там спрятано?

– Там у меня коза, – с достоинством ответила бабка Наташа.

Борька вздохнул и устало спросил:

– Бабушка! Ну подумайте, зачем нам коза? В велосипед запрягать?

Бабка смотрела то на ребят, то на дверь. Дорины с обиженным видом ждали. Родька

опять вылез из ящика и тявкал на Маргарина.

– А… почем возьметето? – поинтересовалась бабка Наташа.

– Да что вы, бабушка! – хором сказали братья.

Дверь делали у себя во дворе. Доски для нее собрали старые, разные, но Борька

прошелся по ним фуганком, опилил концы, и они заблестели – одна к одной. Потом их

сбили двумя поперечными брусьями. Стасик притащил из своих запасов две тяжелые

дверные петли и щеколду. Сережка у себя в чулане оторвал от старого сундука узорную

медную ручку. Вика отыскала полбанки оранжевой краски, которой покрывают

деревянные полы. Краска осталась от ремонта дома.

Один Джонни бездельничал. В начале работы он треснул молотком по пальцу, и его

отправили “на отдых”. Сказали, что, вопервых, он именинник, вовторых, испачкает свою

форму, а втретьих, кто его знает: может быть, в другой раз он стукнет не по своему пальцу,

а по чужому. Джонни сидел на Викином крыльце и канючил, что хочет работать.

Потом, когда развернулись главные события, Джонни поэтому и отвоевал себе

основную роль. “Хватит зажимать человека, – сказал он. – Тогда не дали работать и сейчас

не пускаете?” И его пустили… Но это было после. А пока друзья возились с дверью.

Они унесли готовую дверь в бабкин двор, приладили к сараю и взялись за кисти.

Через полчаса дверь снаружи полыхала оранжевым пламенем. Сияла на солнце. Бабка

Наташа тоже сияла. Вся ее суровость растаяла, как эскимо на солнцепеке.

– Голубчики, – повторяла она. – Работнички! Я вам конфеточек… – И она заспешила

к дому.

– А ну, пошли, ребята, – распорядился Сережка. – А то еще правда начнет конфетки

совать.

Они побежали на улицу.

Джонни задержался в калитке. Опустился на колено. Его заторопили.

– Идите! – откликнулся он. – Я догоню! Только сандаль поправлю! Ремешок

порвался…

Вся компания, кроме Джонни, устроилась на крыльце у Вики. Вика чинила Борькину

рубашку. Борька, сидя на корточках, чистил бензином штаны Стасика. Стасик оглядывался

и давал советы. Сережка зачемто старался укусить свою ладонь.

– Уиктооориаа! – доносилось изредка из дома. – Почему ты не идешь обедать? Я

напишу папе и маме!

– Ах, как у меня болит голова, – деревянным голосом сказала Вика.

– Джонни кудато исчез, – озабоченно заметил Сережка. – А тут еще эта заноза…

– Ты имеешь в виду мою тетю? – спросила Вика.

– Я имею в виду настоящую занозу. В ладони сидит…

– Вот он, Джонни, бежит, – сказал Борька.

Встрепанный Джонни подлетел к друзьям и перевел дух.

– Викинги? – спросил Сергей.

– Братцы, – громким шепотом сказал Джонни. – Липа взбесилась.

Борька приоткрыл рот и вылил на Стасика бензин. Вика воткнула в палец иголку.

Сережка лязгнул зубами и проглотил занозу.

Липа взбесилась! Все знали бабкину Липу как пожилую мирную козу. Что

случилось?

Случилось вот что. Хитрый Джонни услыхал от бабки про конфеты и решил не

упускать случая. Поэтому и застрял в калитке, а никакой ремешок у него не рвался. Ребята

ушли, а Джонни сидел на корточках, теребил у сандалии пряжку и поглядывал на крыльцо.

Появилась бабка Наташа, но без конфет. На Джонни она не взглянула, видно, не

заметила. Бабка побрела к сарайчику, полюбовалась дверью, осторожно открыла ее и

медовым голосом позвала:

– Иди сюда, голубушка, или сюда, сладкая…

Появилась “сладкая голубушка” Липа. При свете солнца особенно заметно было,

какая она худая и клочкастая. Бабка распутала у нее на рогах веревку.