o bae5185ab1389b8b

шепча молитву. Заметив возникшую в дверном проёме фигуру, китаец вздрогнул и заработал

ногами, будто надеялся как можно глубже вжаться в стену. Неразборчивое бормотание опять

сменилось ломаным русским:

- Нет стрелять. Нет стрелять. Мой воевать конец. Нет стрелять.

- Хм, - Крайчек усмехнулся, глядя на "трогательную" картинку с камеры Глеба. - Ну, что ж.

Не стрелять, так не стрелять. Давай, курсант, уважь его, выполни последнюю просьбу.

- Есть.

Глеб сделал навстречу раненому четыре размашистых шага, и тяжёлый армированный

ботинок впечатался в искажённое ужасом лицо.

Кости черепа влажно хрустнули, тело дёрнулось и замерло. Из мёртвых пальцев на

вымазанный кровью бетон упала фотокарточка. Кто запечатлён на ней, Глеб не рассмотрел.

Ему было наплевать.

5

Этот день настал. Тот самый день, что наступал каждый год, и всегда не для них. Но

только не сегодня. Семь раз Глеб наблюдал с почтительного расстояния за церемонией

присяги. Наблюдал с завистью и трепетом. И вот теперь он сам в почётном строю. Чёрный

парадный мундир сидит как влитой. Звёзды рядового сияют на погонах. Череп скалится с

начищенной серебряной пряжки ремня в обрамлении семи известных каждому штурмовику

слов: "Нет пощады. Нет сомнений. Доблесть - моя честь".

- Восемь лет учёбы остались позади, - слова коменданта лагеря "Зарница" полковника

Георгия Вересова разлетались с высокой трибуны над шестью сотнями курсантов. - И сейчас

здесь стоят лишь лучшие, те, кто достоин биться за величие Родины на самых ответственных

рубежах! Те, кто понесёт грозное оружие, и будет разить врага без жалости. Но оружие это

не в руках ваших, - полковник сделал паузу и обвел шеренги леденящим взглядом. - Нет. Оно

в сердцах! Имя его - Священная Ненависть! И никто никогда не сможет обезоружить вас! -

комендант сделал паузу и продолжил, чуть сбавив накал: - У русского десанта, элиты

вооружённых сил, был лозунг - "Сбит с ног - сражайся на коленях. Идти не можешь - лежа

наступай". Так говорил генерал Маргелов. Под его началом были воспитаны тысячи

доблестных воинов. Они покрыли себя вечной славой! Всегда на острее атаки, всегда

первые! И вы - их наследники. Несите знамя десантно-штурмовых войск с честью! Пусть

трусость никогда не запятнает его! Пусть враг никогда не увидит спину штурмовика! Пусть

имена наших полков рождают ужас в сердце каждого, кто посмел противиться воле Союза!

Так присягните ему! Клянёмся! - начал полковник текст присяги, и без того известный всем

наизусть.

- Клянёмся! - повторили шеренги.

- Хранить верность Родине! - продолжил седовласый ветеран, он говорил, не прибегая к

помощи аппаратуры и, казалось, почти не утруждал этим могучие лёгкие. - До конца!

- Хранить верность Родине до конца! - вторили шеренги.

- Чтить своих командиров! Везде и во всём ставить общее превыше личного!

- Клянёмся!

- Уничтожать врага без тени сомнения, любыми доступными средствами!

- Клянёмся!

- Положить жизнь за Отчизну, ели того требует долг!

- Клянёмся! Клянёмся! Клянёмся!

Полковник ненадолго замолчал, отдавая плац во власть звенящей тишине, и вытянулся по

стойке смирно.

- Приветствую вас, штурмовики!

Сжатая в кулак правая ладонь Вересова поднялась и ударила в широкую пластину

орденских планок возле сердца.

Шесть сотен рук как одна взметнулись в воинском приветствии, и "Служу Отечеству!",

будто громовой раскат, прогремело над лагерем.

Краем глаза Глеб заметил, как стоящий во главе шеренги Крайчек переменился в лице.

Брови Палача сошлись к переносице и каменный подбородок дрогнул.

- Штурмовииик! - Преклов словно помешанный орал и бил себя в грудь. - Я, мать вашу,

штурмовик! Всё! Прощай учебка! Чтоб я сдох! Мы идём на войну!!!

- Да заткнись уже, - пробурчал Глеб, заканчивая укладывать в вещмешок

немногочисленные пожитки.

- Чего смурной такой? - Толян, пританцовывая, пихнул товарища кулаком в плечо. - Не рад

что ли? Башку-то вынь из мешка, посмотри вокруг.

- Ну? - Глеб нехотя оторвался от своего занятия и обвёл взглядом казарму с радующимися

вовсю сослуживцами. - Посмотрел.

- Посмотрееел, - передразнил Толян. - Ты что, совсем не врубаешься? Новая жизнь

началась! Настоящая!

- Врубаюсь-врубаюсь, - безразлично покивал Глеб.

Преклов постоял ещё секунд пять, вопросительно глядя на товарища, после чего махнул

рукой и вновь присоединился к общему веселью.

Праздник закончился быстро. В десять часов утра свежеиспечённые штурмовики, едва

успевшие сменить парадные мундиры на повседневный хб, уже тряслись в грузовиках

растянувшейся на добрую сотню метров колонны. Никаких торжественных мероприятий и

прощания с лагерем, который в течение восьми лет служил курсантам домом, не было.

Правда, воспитатели на этот раз сопровождали группу в полном составе.

- Ну что, как ощущения? - в совершенно несвойственной для себя манере поинтересовался

Крайчек. - Спусковой палец уже зудит?

Никто не ответил.

- Хе, - усмехнулся Палач. - А я чертовски здорово вас вымуштровал. Расслабьтесь, вы

больше не курсанты, можете не ждать разрешения.

- Так точно, господин воспитатель! - тут же отчеканил Толян, попытавшись сидя