o 98f6fe69ff972b4b

обстановка, хотя по возвращении домой явно проявилось

приподнятое, весёлое настроение рабочих, стряхнувших с себя

стрессовое состояние последних дней. Благополучно пройдя

низину и уложив участок трубопровода не менее того, что

делалось до сих пор, бригада решила пораньше закончить

работу. Держа книгу в руках, Виктор мало вникал в

прочитанное, думая о том, что ему не нравилась новая

технология работ, от которой страдали и их качество, и

производительность, и прикидывал, что нужно будет сделать в

дальнейшем. Его сосед, баптист, был занят своими делами,

готовя ужин, а потом и ужиная, когда в вагончик вошёл Барон,

приветливо, но с некоторой смешинкой поздоровавшийся с ним:

— Здравствуйте, Иван Петрович! Здравствуй, дорогой ты

наш сектант! Приятного аппетита! Можно мне войти?

— Здравствуй, здравствуй, Александр Дмитриевич! Да ведь

уже вошёл; ну а раз вошёл, будь гостем, проходи.

— Спасибо, спасибо, Иван Петрович, — улыбался

пришедший. — Как дела на вашем праведном фронте?

— Да нашими молитвами, Александр Дмитриевич.

— Вы же, Иван Петрович, собирались бросить трассу?

246

— А я и сейчас собираюсь. Вот только поработаю до весны.

— Ну, значит, мы с вами одинаково настроены: я ведь тоже

весной хочу вернуться домой.

— Что так, Александр Дмитриевич?

— Да вот, надоело без семьи, без жены, без сына. Ну а вы-то

почему? — он присел на стул рядом с поднявшимся с постели

Виктором.

— Вы знаете, Александр Дмитриевич, я же вынуяеден был

из-за этих коммуняк сюда приехать.

— Что ж вы так к ним неласково, Иван Петрович, —

усмехался гость, подмигивая Виктору, начинавшему понимать

его нарочито шутливый тон.

— Запарили они всех своей белибердой об историческом

материализме, жить нормально не дают.

— Так вам не нравится «Интернационал», товарищ баптист?

— С души воротит. Как только вспомню слова: «...кто был

ничем, тот станет всем»!

— Как вас понять, скажите, пожалуйста?

— Ничто — это и есть ничто, и чем-то ещё быть не может.

Ноль — он и есть ноль.

— Ну как же, Иван Петрович?! Нехорошо!.. Вы ведь сейчас

тоже не в элитном классе состоите?

— Да я чертежником работал на большом Коломенском

заводе. Подзаработать здесь надеялся.

— И что же?

— Сейчас этим много не заработаешь.

— Бизнесом решили заняться?

— Возможно...

— Но давайте вернемся к «Интернационалу», Иван

Петрович. Как же вы, верующий человек, можете говорить про

другого человека, что тот ноль? Вы ведь наверняка знаете, что

говорил по этому поводу Иисус?

— А что он говорил? Что вы имеете в виду?

247

— А говорил он вот что: «Кто возвышает себя, тот унижен

будет, а кто унижает себя, тот возвысится».

— Совершенно верно, — поддержал Александра Виктор. —

И ещё он говорил: «Многие же будут последние первыми и

первые последними». Как в «Интернационале»: «Кто был ничем

— тот станет всем».

— Да, но не в этом мире, — отвечал баптист.

— Стало быть, Иван Петрович, в этой жизни не стоит

следовать его заповедям, поскольку после смерти всё будет по-

другому?

— Не приписывайте мне того, чего я не говорил.

— Как же вы не говорили, когда только что поделили людей

на достойных и недостойных? Ну да ладно. Я понимаю, Иван

Петрович, что вы это впопыхах сказали, так сказать, не подумав.

А помните, вы говорили мне о двух пророках, которые будут

возвещать второе пришествие?

— Как же, помню. И все будут видеть их, и все будут

слышать.

— А вы не считаете, Иван Петрович, что они уже приходили

— эти пророки?

— И кто же они, Александр Дмитриевич?

— А Карл Маркс и Фридрих Энгельс, Иван Петрович.

— Вы шутите, Александр Дмитриевич!

— Нисколько. Об этих пророках, о Хошедар и Хошедар- ма,

говорил ещё Заратустра. О них и о Сосиоше. Пророки будут

утешать человечество, предвещать земной рай и приход мессии

— в данном случае, Сосиоша.

— И кто ж тогда Сосиош, Александр Дмитриевич?

— А Ленин, Иван Петрович.

— Вы смешите меня, Александр Дмитриевич.

— Рад был вас развеселить, Иван Петрович. Но я чего

пришёл-то? Сегодня девять дней ребятам погибшим, пойдём,

Виктор, помянем их. Вы пойдёте, Иван Петрович?

— Нет, спасибо, вы же знаете — я не пью.

248

— Ну что ж, ладно. А мы пойдём.

В вагончике Кудеярова собралась вся бригада — все

пятнадцать человек, работающих в ней; не было только

прежнего бульдозериста, по чьей вине погибли машинисты.

Кто-то сидел за столом, кто-то стоял около, а кто-то сидел на

кроватях в спальном отделении. Вспоминали прошлое, сожалея

о происшедшей трагедии. Трияеды помянули покойников, не

чокаясь, а потом Виктор предложил выпить за общую память,

посетовав, что мало знал двоих из них. Возвратившись к себе,

он с грустью думал, как несправедливо обошлась с ними судьба,

перечеркнув одним махом все их стремления, все надеяеды —

всю жизнь, такую недолгую и такую желанную.

На другой день Виктор

уже понял, что его

помощь нужна бригаде

в изменении метода

работы, а не в участии в