Читаем o 41e50fe5342ba7bb полностью

дюны? Нет! Ленин рек, очьми

датой Веков грядущих сибарит,

грозя: Где ступит Сталин, там Когда, свершений соглядатай,стезя!

Он все недуги истребит И

прошмыгнет звездой хвостатой

Кто вздул горнила для плавилен,

В поля заоблачных орбит! Мы

Кто вздвиг в пласты ребро

здесь ответствовали б тоже:

мотык, Кем злак класится

Жить,яко Сталин, нам дороже.

изобилен, С кем стал

гражданствовать мужик, Пред Итак, ликующи бразды Вкрест,кем, избавясь подзатылин, Слиян о прожекторы, нацельте,с языками язык? За плавный

Лобзайте Сталински следы У

взлет твоих ступеней Чти

Волжских круч и в Невской

Сталинский, Отчизна, гений!

дельте, Гласите, славя их труды,

О Чурчилле и Розевельте, Да

Что зрим на утре дней

досягнет под Сахалин Лучьми

благих? Ужели в нощи

державный исполин!

персть потопла? Глянь в

Апокалипсис, о мних:

В укор неутральным

Озорно чудище и обло! Не

простофилям Триумф

зевы табельных шутих

союзничьих укреп. Мы знаем:

35

З А П И С И и в ы п и с к и

Сатану осилим, Гниющ

пращурских купавен.

анафемский вертеп. Да

9-13

брызжет одописным штилем

мая

Злачена стилоса расщеп! —

194

Понеже здесь — прости,

5

Державин! — Вся росность

Ламарк «А японцы после войны выросли в среднем на 10

см; чтобы не страдать неполноценностью в мировом

сообществе. Ла-

маркисты говорят от волевого

напряжения; а дарвинисты: оттого, что

кушать лучше стали, благодаря

японскому чуду».

Лаз Я беспокоился, что, переводя правильные

стихи верлибром, открываю лаз

графоманам. Витковский сказал,- «Не

беспокойтесь: графоманы переводят

только уже переведенное, им этот лаз не

нужен». «Делают новые переводы

Киплинга на старые рифмы».

Латынь Сборник 1990 г. назывался «Quinquagenario Alexandri Iliushini oblata»

(вместо

Iliushino): в сознании составителей был

лот- мановский сборник «Quinquagenario»

без мысли о падежах. Так Л. Толстой

писал, будто злые римляне в амфитеатре

кричали «Pollice verso!» («Пальцем

книзу!»), потому что помнил заглавие

романа Лугового-Тихонова «Pollice verso!

(Добей его!)».

Латынь «Кокто переложил "Эдипа" на телеграфную

латынь» (В. Вейд- ле,СЗ 52-53).

Lectio difficilior текстологический мазохизм.

Легковоору- арьергард национальной классики, уже

ощутимо инород- женный ный, — таковы кажутся Чехов и

Анатоль Франс.

Легкий О. Седакова была секретарем у поэта К., 36

I

нужно было готовить однотомник Он был

алкоголик, но легкий человек лежал на

диване и курил, а она предлагала

сокращения. «Ну, сколько строчек стоит

оставить из этого стихотворения?» Одну.

«Это неудобно, давайте четыре». Смотрел

с дивана на обрезки на полу и говорил:

«Другой бы на это дачу выстроил».

Ленинизм Ходасевич в дискуссии об эмигрантской

литературе писал: будущее русской

поэзии — «сочетание русской

религиозности

с

американской

деловитостью». Это почти точная копия

последнего параграфа «Вопросов

ленинизма», «Стиль»: «сочетание

русского размаха с американской

деловитостью».

Лесков показывал Измайлову иерусалимский крест из

слоновой кости, а в середине стеклышко с

непристойной картинкой (СЗ 46). «В том,

что делаю дурного, не нахожусь на своей

стороне»

(Толстому,

12.7.1891):

«нехорошо иметь неопрятное прошлое»

(«Юдоль»).

Литература Пятница так объяснял Робинзону, какая

религия у его племени: надо взобраться на самую высокую

гору и крикнуть: «О!»

Литературная «Лучше уж написать историю советской

заплечной критики экология (включая хедер имени Марселя

Пруста, там тоже стояла дыба):

тогда литература сразу явится как нечто

производное. А что непроизводное —

восхвалим, ибо это и есть ценность».

Лимерик сочинения И. О.

Жил да был

человек в

Мелитополе,

Утверждавший,

что он-де vox

populi; Повторял

эту фразу Он по

сотому разу, И

тогда его только

37

З А П И С И и в ы п и с к и

ухлопали.

Личность «И бог призвал слона, всем-слонам-слона, и

сказал ему: играй в слона. И всем-слонам-

слон стал делать, что приказано»

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых харьковчан
100 знаменитых харьковчан

Дмитрий Багалей и Александр Ахиезер, Николай Барабашов и Василий Каразин, Клавдия Шульженко и Ирина Бугримова, Людмила Гурченко и Любовь Малая, Владимир Крайнев и Антон Макаренко… Что объединяет этих людей — столь разных по роду деятельности, живущих в разные годы и в разных городах? Один факт — они так или иначе связаны с Харьковом.Выстраивать героев этой книги по принципу «кто знаменитее» — просто абсурдно. Главное — они любили и любят свой город и прославили его своими делами. Надеемся, что эти сто биографий помогут читателю почувствовать ритм жизни этого города, узнать больше о его истории, просто понять его. Тем более что в книгу вошли и очерки о харьковчанах, имена которых сейчас на слуху у всех горожан, — об Арсене Авакове, Владимире Шумилкине, Александре Фельдмане. Эти люди создают сегодняшнюю историю Харькова.Как знать, возможно, прочитав эту книгу, кто-то испытает чувство гордости за своих знаменитых земляков и посмотрит на Харьков другими глазами.

Владислав Леонидович Карнацевич

Неотсортированное / Энциклопедии / Словари и Энциклопедии