o 18466e8fb342a663

на них навалилась. Улыбаются во сне, тепло им... А мне страшно!.. И по щекам бил, и

снегом лица тёр, и материл по-всякому, ничего не помогло. Побежал один, людей звать...

Пока он до нас добрался, пока достучался – время ушло.

Я сразу к конюшне побежал… Смотрю, дядя Гриша уже запрягает Трезора. Упёрся ногой в

хомут, супонь затягивает. Матерится… Покидали второпях в сани полушубки, что на

конюшне нашли, и - вперёд. Парень в медпункте лежал, белый весь, фельдшерица с ним

возилась. Стали расспрашивать, где, мол, девчонок искать-то? А он толком и не знает.

Дороги нет, как на берег вылетели, снег - в лицо. Трезор бесится, башкой мотает. Сани о

камни бьются, вот-вот опрокинемся…

Чувствую, далеко проехали.

- Давай, дядя Гриша, назад.

- Тпру, курва! Стой!

Разворачивались на узком пятачке долго, чуть было упряжь не порвали…

Назад уже потише ехали. Дядя Гриша вожжи – в натяг, жеребца сдерживал. Проехали бы

мимо и в этот раз… Спасибо, конь почуял, захрапел. Смотрим, сидят в скальной выемке, обнявшись, снегом их замело, сразу не увидишь... Та, которая повыше, Света, ещё тёплая

была…

Теперь летели, как на скачках. Дядя Гриша гикал по-разбойничьи, кнутом Трезора под

брюхо то и дело подхлёстывал. Слёзы у деда катятся – жаль девчат, у самого внучка такая.

Ну и опрокинулись на повороте, конечно. В снег вперемежку с телами девчат зарылись.

Очки мои улетели, жеребец пустые опрокинутые сани потащил, кошмар!.. Хорошо, Трезор

сам встал. Метров тридцать всего от нас отъехал.

Оказалось, мало беды, оглоблю поломали. А как с санями пятиться?

Кое-как связали её ремнями, тела замороженные погрузили и – в медпункт.

Какое там!.. Столько времени прошло.

Три дня мело… Тела на холоде держали. Когда вертолёт прилетел, пришлось трупы в

тюфяки заворачивать и к шасси привязывать. В кабину не засунуть было, не гнулись.

Славику кисть левую ампутировали и пальцы на ногах. Не знаю уж, сколько.

Долго снились мне те девчонки...

Простудился я тогда сильно. До весны, до самого солнца, кашлял.

Очки откопал, правда, когда дознавателя на место возили. Без них мне никак…

Работы было невпроворот. Цеха и мастерские разбросаны по всему посёлку - пока всё

обойдёшь, проверишь, доглядишь, в конторе на диспетчерской перекличке с комбинатом

поругаешься. Да и бумажные дела отнимали время: табели, отчёты, заявки… Как

говорится, дела идут – контора пишет. Домой прибегал, как правило, в двенадцатом часу

ночи, за полчаса до выключения света. Времени оставалось только сбегать до колодца да

заварить при помощи всё того же кипятильника кружку чая. Случалось, чай уже пил в

темноте. Питался, как придётся, всухомятку.

Иногда, в редкий по тому времени выходной день мне удавалось приготовить своё

фирменное блюдо, под названием: «Мечта холостяка». Рецепт его приготовления прост: в

эмалированный таз (на Сахалине говорят: чашка) нарезаешь ломтиками картофель,

заливаешь водой и кипятишь. Как только картошка сварится, запускаешь туда же, в тазик, до кучи пять банок магазинного консервированного борща (можно - щей) и три-четыре

банки говядины тушёной. Все специи находятся в банках, что, признайтесь, очень удобно.

Остаётся подождать минут десять и посолить по вкусу. Вот тут надо, скажу вам,

аккуратнее. Лучше уж недосолить! В противном случае проходилось разбавлять варево

водой из чайника. Хуже всего, когда тазик уже полон с верхом, а борщ всё ещё

пересолен… Теперь остаётся вынести борщ на мороз, затем, когда он совсем застынет, перевернуть тазик, лёгким постукиванием топора извлечь содержимое и завернуть его в

пергаментную бумагу. Всё! Борщ готов. Прибежав с работы голодным, отрубаешь топором

кусок «блюда», разогреваешь и наслаждаешься. И мыть приходится только маленькую

кастрюльку, в которой, собственно, и разогреваешь еду (эту же кастрюльку можно

использовать в качестве тарелки). Ну, ещё и ложку, не будем мелочными! В перспективе –

сытая неделя. Отдельные, особо ленивые индивидуумы, экспериментировали с более

ёмкой тарой. Мне один раз довелось увидеть извлечённый «цилиндр» щей из

двухведёрного бака для кипячения белья. Надо признаться – впечатлило. Заманчиво, чёрт

побери, обеспечить себя вкусным и калорийным питанием на целый месяц вперёд. Но я

всегда избегал крайностей. Спасало меня врождённое чувство меры.

И всё-таки, несмотря на трудности, в ту зиму каждое утро я просыпался с ожиданием

радости. Казалось, что могу горы свернуть. Меня не страшили ни бытовая

неустроенность, ни одиночество, ни суровый климат.

С самого детства люблю непогоду. Шторм, буря, гроза и метель – это по мне! Поднимается

настроение, быстрее движется кровь, яснее голова.

Вот она - жизнь, настоящая мужская работа! Преодолевать невзгоды, выполнять, несмотря

на сопротивление природы, порученное тебе дело, почувствовать «вкус медвежьего мяса», как герои Джека Лондона. От моей ленинградской хандры не осталось и следа. Я

постоянно ощущал предчувствие счастья, обновления.

Раз в неделю обязательно приходил на берег, к закованному в лёд Океану. Делился думами, советовался. Он со мной не спорил и слушал, не перебивая. И лишь изредка, когда я