o 0a115616b968c99b

сегодня в усадьбу нашу отвезут, а Уильям пока тут поживет, до свадьбы».

Серо-зеленые глаза чуть погрустнели и Марфа рассмеялась: «Три недели всего, не

волнуйся. Не след жениху-то с невестой под одной крышей оставаться. А в усадьбе весело,

детей много, мой сын, Теодор, как раз дом дяди Джованни перестраивает, так что его семья

сейчас у нас живет».

Она помолчала и, взяв маленькую, нежную руку девушки, спросила: «Не страшно тебе

будет, в Сурат возвращаться, с Уильямом?».

Анушка помотала каштановой головой: «Там, конечно, не такие люди, как у нас, на юге, не

христиане, но все равно – это тоже Индия. Я смогу Уильяму помочь, с делами, вы не

думайте, бабушка Амрита меня и читать, и писать научила».

-А потом – на Барбадос, - подумала Марфа, глядя на упрямый очерк подбородка.

«Правильно Уильям жену выбрал, с такой куда угодно можно».

Девушка зарделась, почувствовав ее взгляд, и Марфа улыбнулась: «Красивая ты очень,

Анушка, вот и смотрю».

-Я не похожа, - едва слышно пробормотала та, - ну, на женщин здесь. Я темная…

- Черна я, но прекрасна, дочери Иерусалима, как шатры Кейдара, как занавесы Соломона, -

рассмеялась Марфа.

Анушка совсем покраснела – до начала пышной, едва умещающейся в корсет груди, и тихо,

комкая в руках шелк платья, глядя куда-то в сторону, сказала: «Мы только один раз

поцеловались, и все, миссис Марта, ну, когда мне Уильям сказал, что любит меня. И все, -

она отчаянно помотала головой, - больше ничего не было, ничего. Ну, там ведь дальше, в

Писании, о винограднике…

Марфа погладила ее по руке и серьезно ответила: «А никак иначе и быть не могло, милая.

Мой сын – он ведь рыцарь, он никогда бы себе не позволил чего-то дурного. И ты тоже, - она

вдруг прижала к себе девушку, - я хоть твою бабушку и не знала, но Виллем и Джованни

говорили, что она человек чести была, благородная женщина. И ты – ее воспитания, сразу

видно».

-У бабушки Амриты родители были брамины, - вздохнула Анушка, - это как священники, у

христиан. Они отказались креститься, давно еще, ну, их и убили. Как ее внучку, бабушка

меня в честь нее назвала. А я свою маму и не помню почти, а отца, - девушка прервалась, и,

махнув рукой, замолчала.

Вытерев глаза, она добавила: «Бабушка говорила, он, наверное, из Европы был, раз у меня

глаза такие светлые».

-Очень красивые, - Марфа потянулась и поцеловала влажные, смуглые щеки. «Пойдем, - она

погладила Анушку по голове, - позавтракаем, а потом в лавки отправимся, и к портнихе

моей. Платье-то тебе, где это шили? – спросила она, разглядывая серый шелк.

-В Бордо, как корабль там стоял, - грустно сказала Анушка, поерзав. «Оно тесное очень».

-Вот и сошьем тебе все, как надо, - уверила Марфа. «И на свадебное платье ткань выберем.

Ну и вообще, - она улыбнулась, - туфли закажем, белье, и сари твои – тоже. Дома-то ходи в

них, сколько угодно, незачем в корсет затягиваться».

Спускаясь вслед за Марфой по лестнице, Анушка вспомнила ласковый голос адмирала: «Ну,

пока вы до Лондона плыли, ты уже совсем, хорошо английскому научилась, молодец. И

запомни, - Виллем встал, и, наклонившись, поцеловал каштановые волосы, - как Уильям мне

сын, так ты мне дочка. И так будет всегда. Ты же знаешь, - карие глаза на мгновение

погрустнели, - тезка твоя, Амриты внучка, что умерла, - она моей дочерью была».

-Да, - робко сказала девушка, - мне бабушка говорила. Она взглянула на Джованни – тот

сидел, застыв, держа в руке бокал с вином, смотря куда-то вдаль, поверх ее головы. «Ты на

нее очень похожа, милая, - наконец, сказал мужчина. «На ту Анушку». Его темные глаза чуть

заблестели и Джованни улыбнулся. «Так что, если позволишь, я тебя к алтарю поведу – мы с

твоей бабушкой были большие друзья».

-Я буду только рада, мистер Джованни, - тихо сказала Анушка, и он поправил ее: «Только

дядя. Дядя Джованни. И помни – моя семья, - ну да ты с ними познакомишься скоро, - это и

твоя семья тоже».

Когда дверь за девушкой закрылась, Джованни повертел в руках письмо и тихо сказал

Виллему: «Тут еще приписка есть, для Джона. Вернее, для отца его, Амрита же не знала, что

старый Джон умер. Схожу к собору святого Павла, передам ему».

Виллем хмыкнул: «К восьмидесяти ей было, а все равно – не ушла без того, чтобы замену

себе не оставить».

-Да, - сказал Джованни, поднимаясь, - ну да, впрочем, таких, как Амрита – и нет уже. Вечная

ей память, - он перекрестился, и, задержавшись на пороге, вдруг улыбнулся: «Помнишь, ты

меня спрашивал, какая твоя дочь была? Вот, - он повел рукой в сторону коридора, - это она и

есть. Ну, помладше, конечно, восемнадцати лет».

Виллем вздохнул: «Все равно – через два года уедут они, Джованни, обратно в Индию, ты же

знаешь. Не откажется же Уильям от этого поста в Сурате, раз уже согласился».

-Следующим летом, - рассмеялся Джованни, - ты уже внука увидишь, или внучку, поверь

моему слову. Эти, - он погладил почти седую бороду, - времени терять не будут».

В лавке было полутемно и Марфа, потянувшись к Анушке, тихо сказала: «Кружево не любит

света».

-Миссис де ла Марк, - благоговейно поклонился приказчик. «И мисс…, - он взглянул на

Анушку.