В течение последующих лет Фелдман нырял в мелких и теплых водах. Увлечение изменило его. Вода стала для него более надежным миром, местом, где человек мог быть тем, кем должен быть. Он нашел себе подружку. Он регулярно выходил по средам в "рейсы за букашками" с капитаном Полом Хелпером, а потом готовил на кухне «Си-Би-Эс» собственноручно пойманных лобстеров для рабочих сцены и актеров из мыльных опер. Он купил себе палатку, чтобы надевать снаряжение во время зимних погружений с пляжа.
Вскоре он занялся погружениями к затонувшим судам. Он редко отваживался уходить на глубину более 100 футов и осматривал обломки судов только поверхностно, однако был помешан на историях, связанных с этими кораблями. Он начал записываться на все рейсы к местам кораблекрушений, в которых мог принять участие. Как и у многих ньюйоркцев, у него не было машины, так что он частенько выстаивал возле своего дома на Девяносто седьмой улице (между Сентрал-Парк-Уэст и Коламбусом) с двумястами фунтами аквалангистского снаряжения за спиной и по бокам, пытаясь поймать такси. Большинство из них замедляли ход, чтобы рассмотреть марсианина, а потом устремлялись прочь. Друзьям Фелдмана нравилось за этим наблюдать, но больше всего их забавляли лица таксистов, когда те проезжали мимо него. Им нравилось и то, что это Фелдмана никогда особо не расстраивало, даже если ему приходилось стоять под дождем.
Фелдман являлся на зафрахтованные суда в том, что стало его фирменной униформой: бейсболка без всякой надписи, джинсы и футболка, в руках он держал коробку китайской лапши с арахисовым соусом, купленную на вынос. Как бы ни были высоки волны, каким бы ни было опасным погружение, он всегда ел эту лапшу, а пустая коробка в мусорном ящике могла служить точным свидетельством пребывания «Фелда» на том или ином зафрахтованном судне.
Очень скоро Фелдман добился звания инструктора. Он стал погружаться к более глубоким местам кораблекрушений: 120 футов, однажды даже 170, но чаще нырял на мелководье в теплой воде, оставляя тяжеловесам в спорте право совершать безумства на Восточном побережье. Когда Пол Скибински, приятель, которого он знал по "рейсам за букашками" с Хелпером, пригласил его пойти к координатам Билла Нэгла, он ухватился за такой шанс. Имена Нэггла, Чаттертона и «Искателя» были легендарными, это был его шанс нырять рядом с лучшими.
Фелдман вернулся из первого рейса другим человеком. Он плескался бок о бок с великими людьми. Он коснулся дна на глубине 230 футов, а это намного глубже, чем он только мог мечтать. Он входил в тайную группу, которая была на пороге исторического открытия. Он мог быть одним из тех, кто определит принадлежность корабельных останков. В субботний день, назначенный для очередного рейса к субмарине, он купил большую коробку китайской лапши с арахисовым соусом и перетащил свое подводное снаряжение на улицу. Десять лет назад он чувствовал бы себя потерянным. Теперь, когда таксисты жали на клаксоны и проезжали мимо, он чувствовал, что отправляется именно туда, куда должен идти. Это было для Фелдмана главным в подводном плавании, всегда было главным: в воде, будучи независимым, человек мог стать тем, кем ему было предназначено стать, и когда такое происходило, невозможно было потеряться.
"Искатель" отошел от своего причала в Брилле примерно в час ночи, он был на пути к загадочной немецкой субмарине. Ночь была тихой и навевала сон, но на этот раз никто не спал. Ныряльщики так представляли себе ситуацию: на борту было тринадцать пловцов, каждый из которых мог сделать по два погружения. Это означало двадцать шесть погружений, во время которых у всех был шанс поднять на поверхность предмет, который станет решающим для идентификации. Сегодня кто-то из них поднимет такой предмет.
Только один человек был крайне серьезным. В рулевой рубке Нэгл, похоже, нервничал. Он настраивал радиолокационную систему
— Что-то не так, Билл? — спросил Чаттертон.
— Я опасаюсь, что какой-нибудь сукин сын может нас обойти, — сказал Нэгл. — Просочилось слово, что у нас тут очень серьезное дело.
— Просочилось слово, да? — переспросил Чаттертон.
— Да уж, похоже на то, — сказал Нэгл.
— Интересно, как это могло случиться? — рассмеялся Чаттертон, и его гремящий голос донесся до салона внизу. — Если бы ты умел держать свой большой рот закрытым хотя бы один день, Билл, может быть, ты сегодня так бы не переживал.
— Я не единственный, кто проболтался.
— Слушай, Билл. Никто, кроме нас, не уходит на шестьдесят миль от берега в конце сентября. Белинда и эти парни не занимаются ничем интересным. Даже если бы они слышали, что у нас что-то серьезное, они слишком ленивы, чтобы что-то предпринять. Они хотят, чтобы мы сначала сделали для них самую трудную работу.
— Да, Джон, ты, наверное, прав…
— Стой! Билл, смотри! — разыграл его Чаттертон. — Там по правому борту Белинда! Он нас преследует!
— Иди ты к черту!