Чувствую что-то на своем рту. Потрогав руками, было понятно, что это бинт или повязка. Я лежал на кровати, а рядом сидел мальчик. Приняв положение сидя, мне невольно захотелось осмотреться. Тесная комната, света в которой явно не хватает из-за пасмурной погоды за окном, на котором стояла пара горшков со скудными цветами. Обшарпанные пожелтевшие стены, некогда бывшие белыми, да две кровати, стоявшие по углам, а меж ними тумба. Не обошлось без искусства — картинная рама украшала одну из стен, пустая, как здешьнее убранство.
Стоило мне только продрать глаза, как тут же мальчик выбежал из комнаты:
— Матушка! Матушка!
Дальше звук был слишком далеко, так что я слышал лишь приглушённый говор.
А за окном все та же картина: пасмурное небо, высокие сосны, а вдалеке меж деревьев было видно каких-то крупных животных на поляне.
Из коридора в дверь вбежали двое: женщина и тот мальчик.
— Слава богу! Живой… — сказала женщина, вытирая руки тряпкой.
На вид ей было лет 50, бледно-серые длинные волосы едва закрывали морщины у её голубых глаз; одета она в простое бежевое платье с нашивками на рукавах и талии.
А рядом стоял мальчик в безразмерной серой мантии, которая явно была ему не по размеру. Он то и дело затягивал рукава и старался не наступить на одежду. У него были растрёпанные во все стороны русые волосы и серые глаза.
Я взглянул на женщину и она тут же перепугано сказала:
— Только не говори ничего, хорошо?.. А то будет хуже.
Так… Что же могло… Точно, вспомнил — тот рыжий. Он же на меня насел с чем-то острым перед тем, как я потерял сознание. Неужели это он наделал?
Сидя на кровати, я поставил ноги на пол. На мне была очень большая белая рубаха и штаны до самых пяток.
Мне нужно зеркало. Да. Но как же им это сказать? Я начал водить пальцем вокруг лица, смотря на женщину, и показывать ими же на свои глаза. Через пару подходов, она все таки сказала:
— А-а-а, тебе нужно зеркало?
Я быстро начал кивать. Хорошо, что она меня поняла.
— Шода, пожалуйста, принеси зеркало, — обратилась женщина к мальчику.
— Хорошо.
Мальчик убежал за дверь.
— Это мой сын, Шода. А меня зовут Хатано. Ты ведь… Точно понимаешь наш язык?
Я кивнул.
— Ну вот и хорошо.
Только сейчас я заметил у неё заострённые уши, похоже, что они не накладные. Я начал показывать на свои уши, затем показал расстояние между большим и указательным пальцем, отперев первый под прямым углом, показал на Хатано и вопросительно дёрнул головой снизу вверх.
— А… Я эльф. И сын, и дочь моя тоже. А ты, видимо человек, по крайней мере, черт ликана я не заметила.
Бред какой-то… Кажется, у нас эльфов не было.
…
У нас… Где? Мне бы хотелось вспомнить, но судя по тому, насколько в голове пусто, это невозможно.
Тем временем мальчик зашёл в комнату и гордо отдал небольшое прямоугольное зеркало маме.
Хатано нерешительно повернула стекло в мою сторону, при этом смотря в сторону.
Вся часть от самой шеи до носа была перебинтована, а на затылке бинты доходили почти до самой макушки. В местах, где должны быть щеки, ткань была окрашена пятнами в бордовый.
Но что важнее, я этого лица совсем не помню.
Неестественно жёлтые волосы, свисающие по бокам до ушей, густые брови, а глаза мутно-красные. Очень странный цвет для глаз. Каждый миг, что я вижу свое лицо, кажется, что оно натянуто на меня — совсем не моё, в этом нет сомнений.
Тело чуть худощавее среднего; сам бы я себе дал лет 16 от силы. Это точно не мое тело.
— Ты только не пугайся, всё обязательно заживёт. А если будет совсем худо, то в городе недалеко отсюда есть лекарь, его магия точно тебе поможет.
Магия? Я вообще где? Хотелось бы мне спросить, но, по понятным причинам не могу. Если всё так, как сказала Хатано, то нужно скорее идти в город.
Я вопросительно развел руками. А она только непонимающе сидела на кровати напротив, а отдав зеркало сыну, продолжила пристально смотреть на меня. Видимо ждёт, пока я что-то покажу. Но я даже не знаю, как сказать, что мне нужно в город. Я совсем не хочу, чтобы было "совсем худо". Поэтому надо вылечить все скорее.
Я отчаянно махал руками, но через время понял, что это ни к чему не приведет.
— Слушай. Может если ты понимаешь наш язык, то и писать можешь?
Писать? У меня даже не получается представить хоть одно слово в письменном виде. В моей голове совсем пусто…
Я опустил взгляд и упёр руки в колени. Надо что-то делать. Может быть, все не так плохо, как она сказала и я смогу хоть что-то сказать.
— Гор… — не дохрипел я.
Мне было слишком тяжело говорить, не смогу продолжить.
— Город?
Я лишь одобрительно помотал головой, прикрыв рот рукой и закрыв один глаз от острой боли, что стала ценой полемики.
Убрав руку ото рта, немного крови потекло вниз к локтю. Может оно того и не стоило.
— Н-не говори больше, хорошо? — , обеспокоено сказала Хатано.
Я промолчал.
Шода вошел в комнату с металлической чашкой в руке.
— Матушка, вы говорили, что надо напоить водой и накормить странника.
— Да, правда…
Она взяла чашку в руки, посмотрела на меня, потом снова на чашку и сказала:
— Тебе нужно попить. Аккуратно, потихоньку.
Я решил уже встать, как женщина вдруг остановила меня: